Суд персонажей над Виктором Гюго

[irguiz]

С чего все началось? А началось все, знаете ли, просто. Однажды, не утром, не вечером, а так, днем или ночью, поймали подозрительные личности великого французского писателя Виктора-Мари Гюго. И началось...

…и видит Гюго - вокруг собираются покойнички и решают, какой же лютой смерти предать автора в отместку за собственные муки.
- Повесить! - говорит Эсмеральда, поигрывая цепью на шее.
Только Гюго тоже не лыком шит - торопливо скрипит пером и старательно записывает свои впечатления от стройных ножек цыганки. Возмущенные взгляды Фролло и Квазимодо его, развратника, абсолютно
не смущают.
Тут начинают потихонечку и другие подходить. Впереди всех - мизерабли на лихих конях. И мизераблей этих - не счесть.
- Расстрелять! - визжит Гаврош. Его поддерживает нестройный хор героев баррикад.
- Будете выступать, - пытается урезонить безобразников Виктор-Мари, - вообще выкину из романа. Гаврош, это к тебе относится! Пойдешь по миру зарубежной литературы с протянутой рукой, так и знай, гадкий мальчишка!
Видя, что угроза не производит желанного действия, автор нагнетает атмосферу: - Отдам на растерзание советским критикам! Они из тебя быстро сделают сознательного пролетария!
Это, вроде бы, помогает. По крайней мере, размахивать революционным знаменем гаденыш перестает. Стоящие на обочине советские критики радостно потирают ручонки и плотоядно ухмыляются.
С одними разобрался - так другие тут как тут. А что поделаешь? Писал-то много, руки по локоть в чернилах. Сам, в общем, виноват.
- Утопить, - предлагает, выглядывая из Сены, инспектор Жавер. С ним молчаливо солидарен Жюльен.
- А вы чего вылезаете? - сердится Гюго. Ножки Эсмеральды его уже не занимают. - Между прочим, Жавер, мне тебя очень тяжело было топить. Но другого выхода не было. Посуди сам: тебя мучили угрызения совести, ты был растерян, ты уже ни во что не верил. Умер себе и умер, красиво умер, благодарить должен. Так нет же - еще чего-то требуешь. Неблагодарный вы народ. Тьфу на вас! Мог бы всю жизнь спокойно стихи писать! И пьесы! Мне даже за них иногда неплохо платили. Связался я с вами, окаянными... Этого не убей, того не пугай, третьему взаимную любовь вынь да положь... Я что, автор любовных романов?!!
- А то кто же? - искренне удивляются Фролло, Квазимодо и Эсмеральда. - Из-за чего ты учудил с нами такую бучу? Что бы там ни строчили в Советской энциклопедии о народном сознании, схоластических штудиях,
религиозном подавлении человеческой личности, нежной душе под уродливой внешностью и прочей лабуде, сотворили мы это исключительно от любви. - Эсмеральда, о чудо, бросает нежный взгляд на очень
похорошевшего священника. Квазимодо шипит что-то вроде "этого в книге не было, бросьте самодеятельность". - Так что не отпирайся, наш роман именно любовный. В историческом антураже. Любовно-психологический, если тебе так хочется.
- Мне лучше знать, - огрызается Гюго. И зря. Как раз подошла очередь героев «Собора».
- Убить его! - присоединяются к кровожадным выкрикам голоса Квазимодо и Гуинплена. - Но сперва изуродовать! И выставить на всеобщее издевательство!!
- А вы вообще молчите! - отражать удары становится все тяжелее. - Мало я над вами поизмывался, так вы еще хотите? Квазимодо! Я к тебе обращаюсь, глухомань! Щас ты у меня станешь отрицательным героем и быстренько отдашь Эсмеральду своему господину. Девушка, не делайте такое возмущенное лицо, ради искусства стоит пострадать. Ничего с вами не случится. Надо же и о других думать, правда, мэтр Фролло? Вот видите, он не возражает. Давай, девочка, иди к нему, иди. Так, я о чем? А, о Квазимодо. Вот так-то. Изуродовать! Меня! Самого Гюго! Обалдели вы что ли? Нет, Квазимодо, все ж таки ты был слабоумным, чего б я там не писал. Кто тут еще пищит? Гуинплен? Ваще не знаю, кто таков. Откуда вылез? Я разве про такого писал? Да? Неужели? Ладно, верю вам на слово, я сегодня добрый. Вы тут вопите, а может, кто-то еще желает высказаться. Так, молодой человек, вам чего? Где ваша голова? Как "отрубили"? Я отрубил? Однако... Ваше чувство юмора
поражает. Объяснитесь. Говэн? Ой, помню-помню, вас же гильотинировали. Неприятная вышла история, спорить не буду. Ну, сами понимаете, девяносто третий год, революция и все такое, пришлось вами пожертвовать. Ну, что тут сделаешь, голову же обратно не приставишь. Переписать роман? Вы что, с ума сошли? Девушка, что вы кричите? С вами особый случай, придется переписать. Не возражайте, вам мэтр нравится. Какой Феб? Не забивайте мне голову вашими амурами! Будете любовницей Фролло! Почему да почему. Я так хочу! Имею право, что хочу, то и пишу. Вот вы разойдетесь, и я тут же напишу пару сцен. Только их цензура не пропустит, да и ладно. Не возражать! Кто еще желает высказаться? И побыстрее, побыстрее, мне работать надо. А, еще мэтр Фролло. Мэтр, вы, кажется, хотели что-то сказать? Да перестаньте вы целоваться с Эсмеральдой, успеете еще. Говорите и убирайтесь.
- Больно вы все тут добрые, - обращается Фролло к соратникам. - А надо бы его с башни сбросить, да чтоб не слишком быстро сорвался, пусть повисит на карнизе с моё!..
Вот так сказал! Выходит, зря его Гюго задабривал намеками на переписывание романа. Неблагодарный все-таки народ священники!
И начал Гюго понимать, что дело совсем плохо…
- Да вы что? Вы что, в самом деле? Я... я ж не нарочно, честное слово. Знаете, как мне вас жаль было. Вот ей-Богу, писал и плакал, весь лист слезами закапал, пришлось переписывать. Ну, надо ж вас было как-нибудь убить красиво. А я, я теперь исправлюсь, правда-правда! Вот вам крест, сделаю вас счастливым. Эсмеральду вам
отдам. И убью небольно, вы и мучиться не будете. Только с башни не кидайте, пожалуйста. Я... я высоты бою-ю-юсь. Ууу... - Виктор-Мари Гюго некрасиво раскрыл рот и заревел, тихо, упорно, на одной ноте.
Да только слезам его уж давно никто не верит. Смотрят все и хихикают. Безобразие.
Поплакал-поплакал Гюго да и начал понемногу успокаиваться. Все равно, думает, ничего они со мной не сделают. Руки коротки. Не тут-то было. Шум, гам. Гренгуар неизвестно откуда лезет. С козой на поводке. Все как заржут. Ну, бесчувственные людишки, что с них возьмешь?
- Ага! - ввязывается Гренгуар. - Забыл о моей Джали, да? А меня из-за твоих дурацких прихотей извращенцем обзывают. Не мог подобрать кого-нибудь поприличней?! И нечего смеяться, уважаемый учитель! Вам хорошо, увели мою жену! И пусть! Пусть фиктивную, все равно она моя жена! "Не прикасайтесь к ней, иначе я прокляну вас!" Знаем, слышали, и не раз! Для себя берегли, священник называется! Где ваш обет безбрачия, интересно?!
- Ну, жениться я на ней не собираюсь, - логично замечает Фролло.
- Все равно, это нечестно, ему все, а мне, тьфу, козу какую-то. Господин Гюго! Если уж вы надумали переписывать наш роман, то влюбите в меня, пожалуйста, Флер-де-Лис, а капитана оставьте с
носом. Обойдется, ему не в первый раз.
- Пьер, - мягко говорит Виктор-Мари. - Во-первых, я не собираюсь переписывать весь роман, я лишь вставлю пару сцен, которые к тебе, мой друг, не будут иметь никакого отношения. А во-вторых, я вообще
не понимаю, чего ты влез в нашу дискуссию. Тут собрались только те герои, которых я прикончил. Ты разве умер? Или хочешь, чтоб и тебя убили? Смотри, доиграешься, лопнет мое терпение.
Зря старается. Никто его угрозы всерьез не принимает.
- А обо мне забыл, да?!! - слышится чей-то нахальный голос.
Напевая "Тихо плещется вода, голубая лента. Вспоминайте иногда вашего студента", появляется Жеан.
- Привет, братец! - весело говорит школяр.
- Привет, Жеан, - радостно реагирует Фролло. - Сто лет не виделись. Опять деньги кончились?
- А ты, я вижу, решил сгубить свою репутацию, дорогой братец? Хорошенькая девчонка, хвалю твой вкус. Где подцепил?
- Ты что, не узнаешь ее? Не чета твоей Изабо.
- Сдается мне, это та самая цыганская плясунья. Симиляр, так, кажется, тебя зовут?
- Эсмеральда, очень приятно, - она протягивает ему руку.
- Жеан Фролло, рад познакомиться. Как вам мой старший брат?
- Очень хорош, - Эсмеральда улыбается и целует Фролло.
- Э-э-э-э!!! Это что такое!!! - Гюго потрясает кулаками над своей гениальной головой. - Что за безобразие!!! Как не стыдно! Ничего себе новости! А ну, быстро отойди от него! Ты же его ненавидишь!
- То иди к нему, то отойди! Сил никаких нет! Оставь нас в покое! Повесить его, чтоб не выступал!
Ох, плохи его дела. Сейчас действительно повесят. Где-то пытается что-то сказать Жан Вальжан, да только кто его слушать будет?
- А я! - вопит Жеан. - Я еще хочу высказаться! Он меня убил и думает, что сумел от меня отделаться! Щас, как же! Не дождешься!!! Размозжил мне голову о камни, авторишка несчастный!!! Ты меня хоть спросил, хочу ли я этого?!! Ты вообще хоть кого-нибудь из присутствующих спросил, хотим ли мы умирать?!! Нет, все
руководствуешься своим знанием человеческой сущности: "он должен умереть, потому что жить не может, не хочет, не имеет будущего, умирает от любви, от Рока и т.д." Развел бодягу и доволен! А я жить хотел, я был молод! Я вовсе не желал смерти, как мой брат! А ты меня убил, да еще так жестоко! У, гад!!
- Я тоже хочу кое-что сказать, - выступает Квазимодо. - Я же совсем не хотел убивать Жеана. Он мне даже немного нравился. А ты, Виктор, заставил меня изуродовать этого мальчика и убить. За что? Ради защиты Эсмеральды? Но она была в безопасности, я даже хотел привести к ней моего господина. Ведь он ее любил, любил отчаянно, и я не мог видеть, как он страдает. И она начинала в него влюбляться, ведь правда, Эсмеральда?
Интересные вещи начинают выясняться, а? Впрочем, всем, кроме Гюго, ясно, что герои откровенно выдумывают. Ну, так Гюго ведь ничего не ясно. А значит, все средства хороши.
- Да, правда, - цыганка бледна и спокойна. - Я влюбилась в священника, но ты, Виктор, заставлял меня мучить его, заставлял говорить о любви к этому глупому смазливому солдату. Ты вел меня к гибели, ты не давал мне сопротивляться Року. Если б ты позволил нам хоть немного почувствовать любовь и наслаждение, нам было бы легче умирать. Но ты не дал нам этого, ты заставил нас страдать до конца.
- Я только после смерти узнал, что она меня любит, - тихо произносит Фролло. - Мы сначала играли перед тобой комедию, но не хотим больше сдерживаться. Она влюблялась в меня, еще чуть-чуть - и мы познали бы
счастье, но ты, в своих дурацких прихотях, разрушил его призрак, ты заставил нас умереть в неведении. Ты не дал ей сказать мне о любви. Ради чего? Ради мелодраматизма и непреклонности Рока? Нет, ты слишком торопился завершить роман к сроку. И ради гонорара ты убил нашу любовь.
- Так что напрасно ты приказываешь, что нам делать и как себя вести, - добавляет Гренгуар. - Ты над нами уже не властен. Ты можешь переписать роман, ты можешь сделать Квазимодо отрицательным героем, ты можешь убрать меня вообще и оставить в живых Жеана, но главного тебе уже не изменить. Они любят друг друга, и что бы ты ни задумывал, ты опишешь только их любовь. Ты не сможешь противиться. Мы ведем действие.
Ребята забавляются, да Гюго-то все равно принимает эти страсти за чистую монету. Смешной такой дядька.
- Любите друг друга, занимайтесь любовью, целуйтесь, плачьте и радуйтесь, - говорит он насмешливо. - Я не властен над вами, это правда. Но никто не узнает о вашей любви, потому что о ней не написано. И я никогда не напишу о ней, не вставлю сцены вашей любви, не изменю роман. Никогда. Возможно, кто-то другой сделает это, но это случится нескоро, а, вернее всего, никогда. Любите друг друга, кричите о своей любви, вас никто не услышит. Не требуйте от меня воскрешения и не пытайтесь меня убить. Кричите о своей любви, цыганка и священник. Избитые и измученные, изгнанные и убитые, кричите о своей любви, вы, цыганка и священник, кричите о своей любви в своем лунном мире, вам будет легче, любите друг друга, умирайте от этой любви. А я - со мной все кончено.
Все уже так натерпелись от его высокого стиля, что лишь затыкают уши. Конец речи Гюго произносит в полной тишине. Думает уже, что сейчас отпустят, надоел он им, ан нет.
Из ближайшего переулка доносится дипломатично-настойчивое покашливание. Это подваливает Клопен с убиенными товарищами из Двора Чудес. Он задумчиво пробует пальцем острие своей пики.
- Не хотелось вам мешать, - горько ерничает он. - Мы вообще никто... так, массовка, нас можно косить не глядя, десятками. Однако... - За его спиной растет ропот толпы - это все, кого Гюго походя истребил в своих произведениях. "Хотелось бы всех поименно назвать"... но их СЛИШКОМ много. И под таким давлением Гюго начинает раскисать.
- Ну за что! - горько рыдает он. - За что меня все так не любят? Как лучше ведь хотел, как драматичнее! Героев из вас, поганцев, сделал... - Дальше идут одни неразборчивые всхлипы, сопровождаемые ломанием рук.
Фролло (который и сам в угрызениях совести знает толк) наблюдает за автором, понимающе покачивая головой. Эсмеральде, однако, это жалкое зрелище скоро надоедает.
- Ну пойдем! - тянет она за руку своего священника. - Что с ним тут зря время терять!
- Точно, братец! - поддерживает ее неунывающий Жеан. - Пошли, посидим в "Яблоке Евы". Хоть теперь повеселишься! Эй ты, горбатый, - хлопает он по кривому плечу неприкаянного Квазимодо, - Давай с нами,
я угощаю! Ну, то есть не я, конечно, а господин архидьякон, как всегда. Да все равно...
И они покидают унылого писаку, окруженного толпой обвиняющих его призраков. Гюго уже вопит (не замечая плагиата):
- И мальчики кровавые в глазах!!!
За компанией увязывается Гренгуар и ноет:
- А можно, и я с вами?
- Отстань ты, - досадливо машет рукой Фролло. Он не забыл претензий Гренгуара насчет "жены". - Иди вон к козе своей...
- Да, Пьер, ты уж пригляди за Джали, покорми там, приласкай, - томно щебечет Эсмеральда, повисшая на другой руке Фролло.
- Да что вы ко мне с этой козой! Я не извращенец!!! - взрывается поэт.
- А кто это говорил? - рассеянно пожимает плечами Клод. Одновременно он пытается поцеловать цыганку в шею, та игриво уворачивается. - Ты ж человек творческий... архитектуру любишь... вот и иди себе,
изучай...
До Гюго каким-то чудом доносится слово "архитектура". С горящими глазами он вскакивает и скандирует:
- Вот оно! Вот о чем был мой роман! Это поэма в честь Собора! И плевать мне на ваши претензии, жалкие ничтожества!
- "...настанет время, исчезнет с лица земли и сам собор". - цитирует гулкий, похожий на удары колокола, глас. - Спасибо тебе за такую "поэму", убийца окаянный!..

@темы: всякая всячина, нотр дам, любимое