- After all this time? - Always.
Иргиз - широко известное место в старообрядческом мире. Он переживал разные времена. Были в его истории как невероятные подъемы, так и стремительные падения. До сих пор здесь живут приверженцы старой веры, сохраняя традиции своих предков.
читать дальшеГлавным оплотом саратовского старообрядчества долгое время служили Иргизские монастыри, влияние и значение которых распространялось далеко за пределы региона. Поэтому именно на них, в первую очередь, было обращено внимание властей. Сохранилось множество документов и свидетельств, позволяющих составить более или менее объективную картину истории монастырей, однако окружающие их селения оставались в тени. Последние вели скрытный образ жизни и по характеру действий не вызывали особого беспокойства у властей. Поэтому здесь имеются лишь отдельные, разрозненные, отрывочные сведения. Проводя исследования по гранту РГНФ (01-04-5003а/В), мы попытались обобщить, суммировать сведения по истории прииргизского старообрядчества.
Иргиз - это местность в степном левобережье Волги, расположенная вдоль реки Большой Иргиз (от устья до верховьев) в пределах Саратовской области. Первоначально эти места были глухие и дикие, сплошь покрытые лесами и постоянно посещаемые кочевыми племенами. Одними из первых здесь поселились старообрядцы. В это время в России их повсюду притесняли, преследовали, поэтому пустынный прииргизский край стал для них весьма привлекательным прибежищем. Но это были лишь отдельные поселенцы. Начало систематической колонизации прииргизского края положили правительственные указы 1716, 1718 и 1727 гг. В одном из них упоминается, что здесь уже поселились более 1000 староверов. Среди поселенцев было большое число скитников, отшельников, которых скрывали землянки, вырытые в лесах и крутых берегах Большого Иргиза. Об их существовании в верховьях Иргиза часто упоминается в донесениях 1724 - 1727 гг., и правительство не раз организовывало походы для их поиска. В один из таких походов было поймано 243 беглецов [15, с. 8 - 9].
Решительный шаг в массовом заселении прииргизского края сделала императрица Екатерина П. Манифестом от 4 декабря 1762 г. она призывала всех старообрядцев, бежавших из России в Польшу от преследования правительства за религиозные убеждения во время гонений XVII и первой половины XVIII вв., вернуться на родину и поселиться на вольных русских землях. Указ от 14 декабря 1762 г. развивал положения манифеста о беспрепятственном возвращении старообрядцев из-за границы. Им прощались все прегрешения за бегство из отечества, разрешалось строить церкви, свободно отправлять богослужение по старому обряду, учреждать общины и пр. Прежние крутые петровские меры преследования за веру отменялись, а гражданские права староверов расширялись. Для поселения им отводились обширные плодородные земли.
Этот манифест произвел невероятно сильное впечатление на старообрядцев. На призыв Екатерины II откликнулись прежде всего старообрядцы с Ветки. Из всех предложенных в манифесте мест, отведенных для расселения возвращавшихся из-за границы, они преимущественно выбирали превосходные земли по берегам Большого Иргиза. Это связано с тем, что гонимое старообрядчество давно облюбовало это место, слава о котором уже в то время получила широкое распространение. Теперь же начинается период открытого заселения Иргиза старообрядцами.
Заселение шло довольно стремительно. В короткие сроки старообрядцы основали многочисленные мирские и иноческие поселения. Из множества существовавших на Иргизе скитов в людской памяти сохранилось лишь пять, получивших историческое
значение. Первым из них появился Авраамиев скит, основанный иноком Авраамием, который вернулся из Польши с 12 товарищами. Они поселились в землянках, вырытых в лесной глуши в Медвежьем гае на левом берегу Б. Иргиза около Монастырского озера (близ с. Криволучья). Несколько выше по Б. Иргизу (напротив с. Каменки) чуть позже обосновался скит иеромонаха Пахомия, который привел с собой из Польши 17 инков. Они разбили свои кельи на берегу реки около озера Старичье в непосредственной близости от непроходимого леса. Недалеко от них поселился инок Филарет, основаший собственный скит. Еще выше по Б. Иргизу (против слободы Мечетной) на Старицком юру на острове лесного озера Калач возник Исаакиев скит, основанный священноиноком Исаакием. Из-за границы с ним пришли 11 иноков и 14 бельцов. Скит со всех сторон был окружен дремучим лесом.
Многие исследователи возникновение указанных мужских скитов относят к 1762 г. [1, с. 125; 3, с. 6; 10, с. 223; 16, с. 36]. Однако если учесть, что их обитатели главным образом пришли на Иргиз из Польши по манифесту Екатерины II, то для их построения отводится невероятно малое время. Дело в том, что путь переселенцев был долгим и нелегким. Пройдя пол-России сухопутным путем или по Волге, они останавливались на некоторое время в Вольске, служившим своеобразным пересыльным пунктом, и, дождавшись распоряжения о предоставлении им места для жительства, наконец-то перебирались на Иргиз. Поэтому либо вновь прибывшая иноческая братия вливалась в уже существующие скитские общества, устанавливая в них свой порядок и занимая главные посты управления, либо возникновение скитов имеет несколько более позднюю дату.
За 2 года после выхода манифеста из Польши на Иргиз прибыло более 1000 старообрядцев. Несколько позже здесь появилось много переселенцев из разных мест России: большинство из Саратовской губернии, но немало и из-под Москвы, Нижнего Новгорода, Петербурга, Перми, Казани, с Дона, Урала, из Сибири и Молдавии, Воронежской и Симбирской губерний. Так на берегах Иргиза появились старообрядческие селения Мечетная слобода (теперь г. Пугачёв), Журавлиха, Камелик, Каменка, Криво-лучье, Порубежка, Пузаниха (Преображенка) и др.
Закрепившись на новом месте, скитники стали возводить в своих обителях часовни. В 1764 г. в Исаакиевом ските построена Покровская часовня, в Пахомиевом срублена из дубовых бревен часовня во имя Николая Чудотворца, аналогичная часовня появилась в Авраамиевом ските. Жизнь скитов, несмотря на их малочисленный состав (по переписи 1762 - 1765 гг. в Авраамиевом ските было 17, в Пахомиевом и Филаретовом -29, в Исаакиевском - 37 человек [16, с. 40]), постепенно стала приобретать все больший авторитет у старообрядцев. О них стало известно даже в правительстве в Санкт-Петербурге.
Тихая жизнь скитников продолжалась 10 лет, пока не появился здесь Е. Пугачёв. Его личность была уже хорошо известна властям, и он искал возможность укрыться от них. Он прибыл на Иргиз в 1772 г. по фальшивым документам как выходец из Польши, желающий поселиться среди местных старообрядцев [13, с. 23]. Здесь он нашел духовную поддержку своим свободолюбивым идеям. В последнее время он жил в Филаретовом ските, где искал и получил советы и одобрение своих планов. Когда же он решил привести свои замыслы в действие, Филарет благословил его идти на царство [4, с. 112].
Пребывание Е. Пугачёва на Иргизе не осталось без последствий для жизни старообрядческих скитов. Если до сих пор они развивались беспрепятственно, то теперь, когда Е. Пугачёв, уйдя с Иргиза, организовал бунт, власти стали обращать на них более пристальное внимание, считая их главным духовным и нравственным двигателем смуты. В 1773 г. в них были проведены розыскные мероприятия и найдены укрывавшиеся здесь 44 беглеца [16, с. 48].
Вместе с тем прииргизское старообрядчество продолжало развиваться. Так, к концу 1774 г. недалеко от Исаакиева скита появился новый небольшой женский скит. Он был основан инокиней Маргаритой, которую его обитательницы выбрали первой настоятельницей, и получил название Маргаритин скит.
Хотя в четырех вышеуказанных скитах в это время жило не более 100 человек, Иргиз приобретал все более широкую известность и привлекал к себе новых отшельников. Количество иночествующих постоянно увеличивалось, в их числе в 1776 г. сюда прибыл инок Сергий (Юршев), также вышедший из Польши. Он поселился в Исаакиевом ските.
Сергий принес с Ветки полотняную церковь и антиминс, что придало Иргизу еще большее значение, так как здесь до сих пор не было освященной церкви. Эта весть быстро разнеслась по России, и вскоре огромное количество паломников из Москвы, Санкт-Петербурга, Сибири, Поволжья и других мест направилось в Исаакиев скит. Летом, во время судоходства, сюда одновременно приходило по 5 - 6 тысяч богомольцев.
3 мая 1780 г. Сергий был избран настоятелем Исаакиева скита и сразу активно взялся за работу. В этом же году, во-первых, он принял участие в соборе на Рогожском кладбище, после чего его роль и значение в старообрядческом мире сильно возросли, во-вторых, ему удалось получить у властей формальное разрешение отправлять в своем ските богослужение по старым обрядам, наконец, к Покровской часовне был пристроен алтарь и новая церковь освящена во имя Введения Пресвятой Богородицы. 5 августа 1782 г. и 5 марта 1783 г. Сергий созывал собор при Введенской церкви с целью перенести привилегии Стародубья на Иргиз.
Вскоре тесная Введенская церковь перестала вмещать всех богомольцев, посещающих Исаакиев скит. Поэтому Сергий построил второй, новый, более обширный и красивый храм. Он был освящен 19 декабря 1783 г. во имя Успения Пресвятой Богородицы, и с этого времени скит получил название Верхне-Успенского монастыря.
В тот же день состоялся собор, где было принято решение наделить Иргиз исключительным правом исправлять священников, приходящих от господствующей церкви. Это право старообрядцы признали единодушно и повсеместно, и Иргиз приобрел ведущее значение во всем старообрядческом мире, ибо все старообрядческие общества неминуемо должны были обращаться сюда для получения священников. Поскольку в это время богослужение со всем благолепием отправлялось на Иргизе только в Верхне-Успенском монастыре (у Сергия было 4 священника, 1 иеромонах, 1 иеродиакон и 1 диакон, у настоятеля Авраамиева скита Адриана - 3 священника и ни одного диакона, у настоятеля Пахомиева скита Антония ни тех, ни других), данный собор по существу определил Сергия главой не только Иргиза, но и всего старообрядчества поповского толка.
В 1792 г. на Иргизе прошел собор, который, развивая соборные постановления 1783 г., подтвердил монополию Иргиза на право приема священников, приходящих из господствующей церкви, и формально закрепил пост руководителя всех старообрядцев поповского толка за Сергием, а также утвердил форму исправы попов и мирян. 28 января 1793 г. Сергия переизбрали настоятелем Верхне-Успенского монастыря, но на выборах 1795 г., прошедших в Вольске с участием Вольских и хвалынских купцов, он был заменен на этом посту Исаакием.
Развивались и другие скиты. В 1786 г. настоятель Авраамиева скита Адриан вместо прежней часовни начал строить новый деревянный храм во имя Воскресения Христова, и скит получил название Нижне-Воскресенского монастыря. К 1787 - 1788 гг. число иночествующих в нем достигло 200 человек [16, с. 86]. Здесь же поселился инок Прохор, который с 10 старцами прибыл на Иргиз около 1788 г. Почти сразу он фактически стал исполнять обязанности настоятеля монастыря, хотя официально был избран на эту должность только в 1791 г.
Прохор стремился, чтобы Нижне-Воскресенский монастырь ничем не уступал Верхне-Успенскому. В 1789 г. он освятил Воскресенскую церковь. Следом он принялся за строительство нового храма во имя Рождества Пресвятой Богородицы, освящение которого состоялось только в 1795 г. При храме сооружена колокольня с 12 колоколами. Затем началось строительство новых келий, число которых достигло 46. Кроме того, стараниями Прохора в монастыре появились библиотека, где хранилось около 500 книг, и больница, на противоположном берегу Б. Иргиза - особый хутор, а сам монастырь обнесен высокой деревянной оградой с одними каменными воротами.
Одновременно с Нижне-Воскресенским монастырем обустраивался и Пахомиев скит. В 1788 г. настоятель Антоний, приняв под свое покровительство иноков Филаре-това скита, взамен старой часовни заложил церковь во имя Николая Чудотворца. Через 2 года объединенными усилиями она (вместе с колокольней) была построена и освящена, а слившиеся скиты получили название Средне-Никольского монастыря. В нем было 40 келий. Его окружала деревянная ограда.
По реестру 1797 г. в трех мужских монастырях числилось 108 монахов [10, с. 294], но всех обитателей в них было гораздо больше.
За 8 лет своего существования значительно преобразился и Маргаритин скит. В 1782 г. в нем была построена и освящена деревянная часовня во имя Покрова Пресвятой Богородицы, и он стал называться Верхне-Покровским монастырем.
1783 г. образовался еще один женский скит, названный Анфисиным скитом. Его основательница инокиня Анфиса вместе с сестрами также прибыла на Иргиз из Польши, они поселились на окраине Мечетной слободы отдельными кельями. Позже, в 1786 г., скит был перенесен на Горшенину Луку - небольшое урочище на берегу Б. Иргиза в 1,5 км от Мечетной слободы. К 1796 г. в нем построена часовня во имя Успения Пресвятой Богородицы, и он получил название Средне-Успенского монастыря.
Итак, к концу XVIII в. большая часть жителей прииргизского края придерживалось староверия. Им принадлежало большинство селений, среди них Красный Яр, Наумовка, Кормежка, Криволучье, Каменка, Давыдовка, Мечетная, Пузаниха, Таволожка, Пору-бежка, Журавлиха. Численный перевес старообрядцев поповского толка как над беспоповцами, так и над новообрядцами объясняется мощным влиянием Иргизских монастырей. Открытие в монастырях часовен, а потом и церквей укрепляло их веру. Несмотря на близость монастырских храмов, сельские общины стали обзаводиться собственными часовнями (в Мечетной, Каменке и Криволучьи) и моленными.
Иргизские монастыри сделались центром старообрядчества. Только здесь могли принимать священников, приходящих от господствующей церкви, только на Иргизе дозволено было их иметь и только отсюда они совершенно свободно и открыто рассылались по разным старообрядческим общинам, где была в них нужда и где они жили временно или даже постоянно. Считаясь иргизскими, они всюду освобождались от преследований. Они не только беспрепятственно разъезжали по Саратовской губернии и всей центральной России, но и не раз посещали Алтай, Урал и Сибирь [12, с. 23, 196]. Такая свобода иметь старообрядческих священников придавала Иргизу огромное значение в среде старообрядцев.
Иргизские монастыри стали стимулом быстрого роста всего саратовского старообрядчества. Официально дозволенное властями открытое богослужение по старому обряду привлекало сюда тысячи богомольцев, часть из которых оставалась жить на Иргизе. Благоприятствовало росту иргизского старообрядчества и малое количество новооб-рядческих храмов и священников. Последние не только не могли препятствовать этому, но и, более того, за определенную плату разрешали своим прихожанам отправлять требы у старообрядческих попов и принимать пострижение в Иргизских монастырях, как
это произошло в 1792 г. в с. Перекопной Луке [16, с. 99].
1797 г. стал поворотным для жизни Иргиза: с этого времени начинается новый 30-летний период блеска и славы Иргиза. Его расцвету способствовали три обстоятельства. Во-первых, Сергий, направивший свои усилия на пропаганду единоверия, был отвергнут иргизскими старообрядцами, и его место главы Иргизских монастырей и верховного руководителя старообрядцев-поповцев занял Прохор. Если Сергий, называвший себя иргизским строителем, положил начало расцвета Иргиза, то Прохор поднял его на самую высокую ступень величия. Во-вторых, стремительно росло материальное благосостояние Иргизских монастырей. Огромные деньги поступали сюда не только от хозяйственной деятельности, но и от многочисленных подношений купцов и паломников, а также за счет поставки старообрядческих попов практически по всей России. Наконец, Иргизским монастырям покровительствовал император Павел I. Он вступил на престол 16 января 1797 г. и продолжил мягкую политику Екатерины II по отношению к старообрядцам.
Благодаря С. Руничу, Прохор и старец из Верхне-Успенского монастыря Иосиф посетили Санкт-Петербург, неоднократно встречались с Павлом I и говорили с ним о своих нуждах. Результатом этих аудиенций явился указ от 31 августа 1797 г., освобождающий иргизских иноков от рекрутской повинности и разрешающий построение на Иргизе новых церквей и келий. Этот указ был чрезвычайно важным для Иргиза, так как определил законность статуса Иргизских монастырей.
7 октября 1798 г. в Верхне-Успенском монастыре пожар уничтожил все постройки:
сгорели обе церкви и 47 келий. На возрождение монастыря государь пожаловал из сво
ей казны 12000 рублей. Уже через месяц маленькая деревянная Введенская церковь
была восстановлена, а освящена 10 января 1799 г. Вместо сгоревших келий построено
около 60 новых. Кроме того, заложен еще один храм, каменный, во имя Преображения
Господня, но построен он был только в 1803 г. Его освящение состоялось 9 июня 1804
г., и Верхне-Успенский монастырь был переименован в Верхне-Спасопреображенский.
8 1816 г. произошел еще один пожар, в котором Средне-Успенский монастырь со
всеми часовнями и кельями выгорел полностью, дотла. И в этом случае власти оказали
помощь: саратовский губернатор Алексей Давидович Панчулидзев выделил деньги на
восстановление обители. После пожара инокини выбрали для поселения новое место,
на земле Средне-Никольского монастыря (в 2 км от него), и уже через год построили
здесь монастырь с Успенской часовней.
Вместе с тем Иргиз продолжал развиваться. Приведем несколько наиболее важных событий. В Средне-Никольском монастыре стараниями настоятеля Матвея Калмыка в 1798 г. строится вторая церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы. В апреле 1805 г. по инициативе настоятеля Верхне-Спасопреображенского монастыря Гавриила собрался в его обители собор, который подтвердил монополию Иргиза принимать священников, приходящих от господствующей церкви, а также утвердил новую форму ис-правы попов и мирян. В 1820 г. в Нижне-Воскресенском монастыре состоялись перевыборы настоятеля, и по требованию Вольского старообрядческого общества Прохор был смещен с этой должности, а на его место назначен Тарасий. Однако в сентябре 1825 г. Прохор вновь занял это место.
Во всех пяти монастырях по седьмой ревизии 1815 г. насчитывалось 203 мужчины и 152 женщины, по монастырским спискам числилось 1100 человек, но фактически их обитателей было гораздо больше [10, с. 224] . В это же время и в Мечетной, и в Криво лучье проживало до 1500 старообрядцев-поповцев [16, с. 235].
30-летний период (1797 - 1826 гг.) стал временем полнейшего расцвета Иргиза. Это была самая лучшая и благоприятная пора для прииргизского старообрядчества. Иргиз продолжал расти и греметь по всей России: здесь строились церкви, часовни и моленные; отсюда в разные края рассылались попы, уставщики и начетчики; сюда прибывали тысячи паломников с Дона, Урала, Волги, среди которых, кстати, женщин было более 80%. Сильным средством привлечения в старообрядчество являлось обучение детей. В монастырских школах всегда было много учеников, воспитание велось в духе старове-рия.
В этот период власти неоднократно предпринимали попытки наступления на Иргиз, который набирал опасную силу и выходил из-под контроля, но они оказались малоэффективны. В 1800, 1806 и 1818 - 1822 гг. правительство остро поднимало вопрос об укрывательстве в монастырях беглых и бродяг. По монастырям периодически проходили розыскные мероприятия (так, в 1818 г. при обыске в одном только Нижне-Воскресенском монастыре обнаружено 47 беглецов [16, с. 166]), но там умели надежно прятать всех скрывающихся. Осенью 1820 г. Иргизские монастыри посетил епископ Пензенский и Саратовский Амвросий. Его попытки убедить настоятелей не принимать беглых попов не дали никакого результата [11, с. 232]. Министерство внутренних дел в 1821 г. предписало Иргизским монастырям не дозволять духовным лицам отлучаться из обителей и не принимать вновь беглых священников. К тому же в 1826 г. в них был запрещен колокольный звон. Однако они продолжали жить по-старому, не выполняя ни то, ни другое, ни третье.
В то же время местная духовная власть мало интересовалась Иргизом, а гражданская - под впечатлением благосклонности престола относилась к нему предупредительно. Так, саратовский губернатор Петр Ульянович Беляков не раз приглашал к себе в Саратов настоятелей Иргизских монастырей с целью посоветоваться с ними по разным вопросам. Те, в свою очередь, охотно вступали с ним в диалог, зная, что смогут найти у него понимание и поддержку.
Иргизские монастыри продолжали оказывать огромное влияние на жизнь старообрядцев-поповцев всей России через своих священников, которые обслуживали множество старообрядческих общин не только по Саратовской губернии, но и за ее пределами. Попов на Иргизе всегда было много: при каждом монастыре постоянно состояло от 3 до 7 священников. Но еще больше их было в разъездах или на постоянном жительстве по разным старообрядческим общинам. Всего же в начале XIX в. их насчитывалось более 200 [6, с. 353].
География пребывания иргизских священников весьма обширна. По просьбе старообрядцев Саратова Прохор посылал им священников в 1804 и 1807 гг. [16, с. 192, 194]. При Королёвской моленной в Санкт-Петербурге в 1811 г. служил священник из Нижне-Воскресенского монастыря [6, с. 476]. В 1814 г. послан с Иргиза священник в г. Кузнецк, иргизские попы до 1815 г. ездили в старообрядческую общину в Ростов-на-Дону [6, с. 354]. Старообрядцы Вольска приняли к себе с Иргиза двух священников и дьякона, которые в 1817-1818 гг. открыто отправляли богослужения [1, с. 126 - 127]. В 1818 г. из Средне-Никольского монастыря был отправлен священник в Екатеринбург [1, с.
114]. На Иргиз с просьбой прислать священника обращались в 1811 г. старообрядцы Ярославской, в 1812 и 1816 гг. - Владимирской, в 1818 г. - Пермской, Оренбургской, Тобольской и Томской губерний. [16, с. 195]. В Комаровском ските в 1813 - 1823 гг. одновременно проживало до 5 иргизских попов, в ските Новый Уларгер до 1815 г. - до 12, в Екатеринбурге - не менее 5, а у казаков на Дону, на Урале и особенно на Кавказской линии - еще больше [6, с. 353]. Просьбы прислать священника поступали на Иргиз постоянно. Поэтому в 1818 - 1819 гг. Нижне-Воскресенский монастырь устроил в Вольске монастырское подворье, выполнявшее роль первой сборной станции, откуда старообрядческие священники разъезжались во все стороны [16, с. 108, 199].
Внутренняя жизнь Иргизских монастырей служила духовным, нравственным примером для старообрядцев. Они представляли собой замкнутый, обособленный мир и, находясь на самоуправлении, в политическом и хозяйственном отношении, духовно и материально существовали совершенно независимо. Они были центром религиозной жизни всего края, куда жители прииргизских сел несколько раз в год совершали паломничество. Во главе каждого монастыря стоял настоятель, часто выбираемый не только монастырской братией, но и всем монастырским сообществом, крестьянами окрестных сел, а также с участием Вольских и хвалынских купцов. Настоятели в гражданском отношении были наделены правами и обязанностями сельских старост и представляли интересы всего населения. Жизнь в Иргизских монастырях была устроена по принципу общежития: все имущество составляло общую собственность, хотя с начала XIX в. постепенно за иноками стало признаваться право личной собственности. Между собой монастыри имели дружеские отношения и при необходимости оказывали взаимопомощь.
Итак, целое столетие старообрядчество свободно развивалось в прииргизском крае. За это время оно окрепло и стало многочисленным, образовав огромные сельские общины, десятки скитов с отшельниками и пять богатых могущественных монастырей, являвшихся административным и духовным центром старообрядчества поповского толка. Иргиз стал сосредоточением духовных сил всего русского старообрядчества. В руках старообрядцев здесь оказались богатые земли, капиталы и даже власть. Такой нравственный и материальный подъем Иргиза казался уже опасным для государства, потому в конце 1820-х гг. началась систематическая борьба против него.
1827 г. считается началом гонений на иргизское старообрядчество, явным стеснением свобод, полученных им после манифеста 1762 г. Правивший в это время император Николай I существенно усилил давление на старообрядцев, предприняв против них ряд решительных мер. Первый удар был нанесен по старообрядческому священству: 10 мая комитет министров запретил священникам переезжать из одного уезда в другой; в том же году вышло высочайшее повеление старообрядцам не принимать беглых попов.
Вопреки запрету в течение 1827 г. монастыри продолжали рассылать по стране своих священников и обращать всех желающих в старообрядчество. В связи с этим губернское правление приказало расследовать подобные случаи. Следствие, тянувшееся пять месяцев, закончилось к лету 1828 г.; виновных арестовали и отправили в Вольск для судебного разбирательства.
Во исполнение политики Николая I саратовский губернатор кн. Александр Борисович Голицын начал борьбу с Иргизом. Прежде всего он потребовал собрать сведения об Иргизских монастырях. В октябре 1827 г. настоятели составили статистическое описание всех пяти монастырей, а в 1828 г. кн. Голицын лично провел их ревизию. Оказалось, что в трех мужских монастырях числилось 40 священников [10, с. 222]: в Верхне-Спасопреображенском монастыре их было 8, в других двух монастырях - по 11, остальные священники находились в разъездах. Нижне-Воскресенский монастырь имел 2 церкви и 47 келий [5, с. 127; 10, с. 226], Средне-Никольский - 2 церкви и 61 келью [14,с. 303], Верхне-Спасопреображенский - 3 церкви [5, с. 121]. Все мужские монастыри обнесены оградою. В них проживало свыше 500 человек. Оба женских монастыря имели по одной часовне, состояли из простых крестьянских изб, не были огорожены и напоминали села. В Средне-Успенском монастыре проживало 302 человека, в Верхне-Покровском - 520 [10, с. 244; 16, с. 305]1.
В 1828 г. кн. Голицын дважды посещал Иргизские монастыри, пытаясь склонить их обитателей к принятию единоверия. При первом посещении в начале весны переговоры о принятии единоверия прошли безрезультатно. При втором посещений 14 июня кн. Голицын собрал всех 62 иноков Нижне-Воскресенского монастыря и прочитал им несуществующее секретное положение правительства об уничтожении всех Иргизских монастырей, если те не пожелают принять единоверие. Так обманом ему удалось получить от настоятеля Адриана подписку о принятии единоверия. Но остальные четыре монастыря не последовали примеру Нижне-Воскрсенского.
Известие о намерении Нижне-Воскресенского монастыря принять единоверие взволновало Иргиз. В Верхне-Спасопреображенском монастыре немедленно собрался собор, который отлучил от общения отступников от веры. 50 старообрядцев из Криво-лучья предъявили Адриану требование отказаться от своего намерения. Многие из иноков и бельцов Нижне-Воскресенского монастыря бурно протестовали, а 10 иноков и 5 бельцов, опасаясь преследований, вообще покинули обитель [10, с. 254; 16, с. 309 -310]. Под давлением старообрядческой общественности 29 июня Адриан послал кн. Голицыну письмо за подписью 29 иноков и бельцов с просьбой вернуть подписку, однако тот вопреки своему слову отказал им. В октябре Адриан, не способный и не имевший сил устоять в неравной борьбе, отказался от должности настоятеля, и на его место был избран Никанор.
Параллельно с этим кн. Голицын стал проводить аресты: взяты под стражу 15 июня в Нижне-Воскресенском монастыре инок Иосафа, 3 июля 2 инока Средне-Никольского монастыря, несколько позже 4 инока Нижне-Воскресенского монастыря, 8 июля единственный священник того же монастыря.
Докладывая в министерство о результатах поездки, кн. Голицын настаивал на необходимости уничтожения Иргизских монастырей и предлагал для реализации этого целую систему мер. Указом правительства от 2 августа 1828 г., опиравшимся на голицын-ский доклад, во внутреннюю жизнь монастырей был введен ряд запрещений: нельзя отлучаться из монастырей без разрешения губернатора, принимать в бельцы и послушники, постригать в монашество, держать лиц с просроченными паспортами и т. д.
Угроза уничтожения Иргизских монастырей побудила целые селения - Сухой Отрог, Кормежка, Криволучье, Большой Кушум - выразить намерение присоединиться к ним в знак поддержки. 554 жителя этих селений подали официальное прошение о занесении их в списки старообрядцев, куда они не записались в 1811 г., когда проходил обзор всех религиозных конфессий, из-за опасений преследования. Данные селения всегда были старообрядческими, однако только теперь они явно и решительно выразили свою религиозную принадлежность.
История уничтожения Нижне-Воскресенского монастыря широко известна [3, с. 15 - 16; 16, с. 315 - 326]. Все началось с того, что в январе 1829 г. бельцов (их было 19 человек) стали по одному вылавливать из монастыря и забирать в рекруты. Уступив насилию со стороны кн. Голицына, Никанор согласился на принятие единоверия и сумел склонить к этому часть иноков (всего 9 человек), хотя и осознавал, что идет вопреки своим убеждениям. Активных противников обращения, не согласившихся принять единоверие, во главе с Прохором (до 60 человек) губернатор велел удалить из монастыря. Они были либо отданы в солдаты, либо сосланы в Сибирь. В обмен за принятие единоверия Никанор просил у кн. Голицына отпустить 8 человек, жителей обители, содержавшихся в этот момент под стражей. Однако тот просьбу проигнорировал.
Известие о согласии Никанора принять единоверие привело крестьян соседних селений Мечетной и Криволучья к волнению. В марте в Криволучьи собирались тайные сходки, на которых произносились пламенные речи с целью возмутить старообрядцев и подтолкнуть их к активному противодействию намерениям Никанора.
27 июля император Николай I утвердил доклад Синода об обращение Нижне-Воскресенского монастыря в единоверие. В октябре тихо прошло освящение обеих церквей. Старообрядцы молча подчинились факту, беспорядков при этом не было. Монастырь быстро опустел, так как мало нашлось желающих поступить в него.
В 1829 г. постигло несчастье и Верхне-Спасопреображенский монастырь. 10 мая в нем произошел пожар: полностью выгорели деревянная церковь, колокольня, больше половины келий (26 строений), частично пострадали каменная церковь и монастырская ограда. Старообрядцы обратились к новому саратовскому губернатору Виктору Яковлевичу Рославцу с просьбой о разрешении произвести в монастыре восстановительные работы, и 10 июня 1830 г. комитет министров удовлетворил ее. За короткий срок монастырь по существу отстроился заново и приобрел вид величественнее прежнего: сооружена большая каменная церковь, появились новые кельи, хотя число их несколько уменьшилось. Восстановление монастыря завершилось в 1834 г. обнесением его новой оградой и постройкой высокой башни-колокольни. Кстати, в это же время забором обносится и Средне-Успенский монастырь.
Старообрядцы сразу же воспользовались снисходительным отношением к себе со стороны нового губернатора. В 1830 г. в нескольких селах открылись новые моленные, а в часовне с. Криволучье начали отправлять богослужения открыто, с колокольным звоном. Комитет министров запретил колокольный звон, но преследовать старообрядцев не стал.
В этом же году умер настоятель Верхне-Спасопреображенского монастыря Гавриил и на его место выбран Силуян, который поселился в монастыре в 1816 г. ис 1828 г. фактически управлял им. Сюда после обращения Нижне-Воскресенского монастыря переместился центр Иргиза, главой которого и стал Силуян.
После голицынских гонений Иргиз быстро воспрял духом и ожил. Если при кн. Голицыне иноки и бельцы десятками покидали обители, то теперь поток паломников и переселенцев на Иргиз стал больше прежнего. К 1832 г. монастыри, особенно женские, мало-помалу начинают вновь наполняться.
Как протест на действия властей старообрядцы стали искать формы публичного выражения своих религиозных чувств. Во-первых, в старообрядческих селениях появилось нетерпимое отношение к попам-новообрядцам. Так, в Мечетной, Кормежке, Пузановке, Криволучье, Большом и Малом Кушумах были случаи угроз расправы над священниками господствующей церкви со стороны старообрядцев. В других селениях, например, в с. Порубежке, шла открытая пропаганда староверия простыми крестьянами. Старообрядцы больше не нуждались в беглых попах, а сами вели богослужение, отправляли требы, крестили, хоронили, исповедовали. Во-вторых, продолжился переход старообрядцев из тайных в явные. В 1833 г. старообрядцы с. Каменки официально оформили свою конфессиональную принадлежность. Многие последовали их примеру и сотнями записывались в старообрядцы. По официальным данным к концу 1833 г. на
Иргизе насчитывалось до 30000 старообрядцев1, в Средне-Никольском монастыре обитало 39 человек, Верхне-Спасопреображенском - 99, Средне-Успенском - 253 и Верх-не-Покровском - 292 (но эти цифры, скорее всего, занижены) [16, с. 347, 352].
Итак, в связи с угрозой потери монастырей старообрядцы стали действовать вызывающе смело и открыто, что побудило властей к новым шагам. В 1833 г. секретный комитет по делам о расколе постановил через министра внутренних дел выяснить о возможности обращения в единоверие Средне-Никольского монастыря. По указу Синода и высочайшей резолюции в 1834 г. Саратовская консистория создала миссию для обращения старообрядцев, которой было предписано действовать в том числе в Иргизских монастырях и окружающих бывший Нижне-Воскресенский монастырь селениях, особенно в Криволучье. В конце марта члены миссии посетили старообрядцев Мечет-ной, Каменки, Давыдовки и Пузановки. Несмотря на запрещение, в 1834 - 1835 гг. Ир-гизские монастыри продолжали безнаказанно принимать исправу беглых попов, рассылать священников, а также постригать в монахи. Поэтому 20 декабря 1835 г. секретный комитет в очередной раз постановил, а 17 января 1836 г. государь утвердил запретить настоятелям Иргизских монастырей принимать беглых священников.
В начале 1836 г. вновь назначенный саратовский губернатор Алексей Петрович Степанов посетил оба Средних монастыря и предложил их жителям принять единоверие, но те отказались. Тогда он с целью уменьшения численности иночествующих приказал выслать из монастырей людей с просроченными паспортами, а после отказа подчиниться в июне удалил их силой. В конце года по его предложению Секретный комитет составил постановление об обращении Средне-Никольского монастыря в единоверие, где не принявших единоверие предполагалось перевести в Верхне-Спасопреображенский, а женщин из Средне-Успенского в Верхне-Покровский монастырь. Николай I утвердил это постановление, и местные власти принялись его выполнять. О том, как это происходило, имеются многочисленные свидетельства [2, с. 75 -83; 3, с. 26 - 30; 9, с. 340 - 351; 14, с. 304 - 312; 16, с. 375 - 397].
8 февраля 1837 г. единоверческий архимандрит Зосима со спутниками прибыл в Средне-Никольский монастырь, зачитал настоятелю Корнилию и братии постановление и предложил принять единоверие. Пока шли переговоры, в монастыре собралось более 300 старообрядцев из г. Николаевска и близлежащих селений Каменки, Толстовки, Давыдовки и Пузановки. Защитники монастыря решительно отказались повиноваться, и исполнители повеления удалились ни с чем. На следующий день в монастыре собралось до 500 старообрядцев из окрестных сел. Народ вновь оказал сопротивление. Также встретил архимандрита и Средне-Успенский монастырь. Две недели он тщетно старался убедить старообрядцев покориться.
21 февраля в монастырь, в котором держали оборону 42 инока и 500 крестьян, прибыл сам губернатор. Он приказал выдворить защитников из монастыря. Солдаты стали бить народ, раздался набатный звон, и тысячи людей из города и всех соседних сел стали прибывать для защиты монастыря. Видя опасность, губернатор покинул обитель.
12 марта губернатор предпринял последнюю попытку решить все миром, но 1049 старообрядцев, оборонявших монастырь, наотрез отказались от добровольной покорности. Тогда он стал действовать силой и, собрав войска, 13 марта двинулся на монастырь. На этот раз защищать монастырь из окрестных сел собрались более 3000 старообрядцев. Через пожарные трубы на них полилась холодная вода, казаки ударили в нагайки, солдаты пустили в ход приклады. Вскоре монастырь был очищен, 379 человек арестовано. Затем явился архимандрит Зосима, который окропил обе церкви святой водой.
Так произошло насильственное и кровопролитное обращение в единоверие Средне-Никольского монастыря. Вскоре был закрыт и Средне-Успенский монастырь, но на этот раз без сопротивления. Монастырскую часовню запечатали.
По приказу губернатора из Средних монастырей в Верхние переведено 8 иноков и 13 инокинь. Остальные отправлены по местам своего прежнего жительства. 2 священника, захваченные в монастыре, отосланы к их епархиальному начальству, и 13000 окрестных старообрядцев лишились возможности совершать требы [16, с. 400]. Всего же на Иргизе в это время насчитывалось до 27000 старообрядцев [10, с. 315].
Уничтожение Средних монастырей было тяжелым ударом для старообрядчества, но этот удар придал ему новые силы и заставил крепче сплотиться для самозащиты. На Иргизе остались два Верхних монастыря, которые в глазах старообрядцев приобрели еще большее величие. В 1837 г. в Верхне-Спасопреображенском монастыре стали отправлять богослужения с особой торжественностью и колокольным звоном, однако власти запретили настоятелю Силуяну употреблять колокольный звон и велели снять колокола.
25 мая 1837 г. в Верхне-Покровском монастыре пожаром уничтожено до 50 дворов, пострадало до 130 человек. Новый саратовский губернатор Бибиков разрешил восстановить только келью настоятельницы.
С 1838 г. иргизские старообрядцы стали испытывать огромные трудности из-за отсутствия священства, так как и в Верхне-Спасопреображенском монастыре священников не стало. В связи с этим настоятель Силуян с братией просили губернатора разрешить им либо обращаться за исполнением треб в Саратов или Вольск, где священники еще были, либо приглашать их к себе в монастырь. Но Бибиков ни на то, ни на другое не согласился. Такое сложное положение подтолкнуло старообрядцев к мысли о необходимости организации собственного архиерейства. По утверждению П. И. Мельникова, инициатива учреждения заграничной старообрядческой иерархии принадлежит настоятелю Силуяну и иноку Афонию (А. К. Кочуеву), поселившемуся в Верхне-Спасопреображенском монастыре в 1828 г. Иргизские старообрядцы несколько воспряли духом, когда в Николаевске не ранее октября 1838 г. поселился старообрядческий священник. Отправление треб он проводил тайно за городом, в степи или лесу в особой полотняной палатке [16, с. 408].
5 мая 1839 г. в с. Каменке запечатали старообрядческую часовню. На следующий день собравшийся около нее народ пришел в такое волнение, что готов был силою распечатать ее. По этому факту было проведено расследование [8, с. 512 - 513].
Несмотря на уничтожение трех Иргизских монастырей, благодаря подвижническим трудам бывших их обитателей, старообрядчество в прииргизском крае к концу 1830-х гг. продолжало набирать силу. В течение последних 4 лет, казалось, в него перешло все прииргизье. Поэтому власти, не поняв истинных причин его роста, в 1839 г. решили уничтожить последние Верхние монастыри. Прежде всего по предложению Бибикова правительство постановило ограничить число инокинь Верхне-Покровского монастыря только теми, которые приписаны к нему по восьмой ревизии 1833 г. В результате из 196 обитательниц монастыря оставлено в нем 67, а остальные 129 были удалены к местам прежнего жительства [16, с. 412 - 413].
В конце 1840 г. новый саратовский губернатор Фадеев посетил Иргизские монастыри подобно тому, как начинали свою деятельность многие из его предшественников. Опираясь на результаты этой поездки, 27 апреля 1841 г. государь повелел обратить в единоверие Верхне-Спасопреображенский и Верхне-Покровский монастыри.
Ранним утром 28 мая губернатор с небольшим отрядом солдат тайно и неожиданно прибыл в Верхне-Спасопреображенский монастырь, поставил караул у ворот, церкви, ризницы и колокольни, а по окончанию утрени явился в церковь и зачитал монастырской братии высочайшее повеление. Те со смирением подчинились, но принять единоверие отказались. Новообрядческие священники зашли в церковь и окропили ее святой водой. Затем губернатор отправился в Верхне-Покровский монастырь, где события развивались по тому же сценарию. К вечеру об обращении монастырей было объявлено старообрядцам г. Николаевска и соседних селений Давыдовки, Пузановки и Толстовки. Те отнеслись к известию спокойно [2, с. 85; 3, с. 33; 8, с. 522 - 530; 9, с. 353; 16, с. 419 -422]. Из 15 иноков и 27 бельцов Верхне-Спасопреображенского монастыря принять единоверие согласился только 1 инок, остальные вскоре покинули монастырь. Всех обитательниц Верхне-Покровского монастыря, которых осталось не более 100, в течение трех дней выслали в места прежнего жительства. Через несколько дней оба монастыря опустели, а женскую обитель пришлось закрыть.
Итак, последние старообрядческие монастыри на Иргизе были насильственно уничтожены, однако это не принесло желаемого результата. Иргизское старообрядчество продолжало крепнуть. Вопреки ожиданиям властей, число старообрядцев не уменьшилось, а увеличилось. Они неохотно присоединялись к единоверию, так, из 600 - 700 иночествовавших на Иргизе в него перешло не более 20 человек [16, с. 429]. Бывшие обитатели разоренных монастырей тайно разошлись по всей России и, унося с собой фанатическую преданность гонимым обрядам, стали их активными пропагандистами.
После 20 лет упорной борьбы Иргиз уступил перед господствующей церковью. Он перестал быть центром старообрядческой поповщины.
После уничтожения монастырей по Иргизу прокатилась волна принятия единоверия. Но что происходило в действительности?
В январе 1842 г. в с. Маянге около 100 человек без полученного от них согласия были записаны в единоверие. Но под видом единоверия старообрядцы стали открыто отправлять богослужение по старым обрядам в моленной на дому, игнорируя присланного им священника. Единоверие оказалось фиктивным, прикрывающим истинную деятельность старообрядцев.
В 1843 г. в с. Криволучьи, население которого составляло до 2000 человек, 1740 крестьян, доведенных до крайности отсутствием старообрядческого священника, а также подвергшихся давлению и обману со стороны удельных властей, согласились перейти в единоверие. Они приняли предоставленного им священника, подвергли его ис-праве и продолжали по-прежнему считать себя истинными старообрядцами. 16 июня 1849 г. они подали прошение разрешить им принять к себе беглого попа. Но поскольку в просьбе им отказали, на сентябрь 1850 г. в селе осталось всего около 10 единоверцев, а спустя два года - ни одного. Старообрядцы Криволучья стали управляться собственными силами: крестили бабки, причащали и отпевали наставники, браки венчали беглые попы.
По примеру криволуцких старообрядцев в 1844 г. 3781 человек Балаковского и Каменского удельных приказов также согласились перейти в единоверие. Через год обнаружилось, что почти все они остались фактически староверами.
Таким образом, единоверие 1841 - 1850 гг. на Иргизе в действительности было фиктивным. Отсутствие священства ставило старообрядцев-поповцев в затруднительное положение, но они предпочитали скорее сделаться беспоповцами, и только 1% из них реально принял единоверие. Насильственное уничтожение Иргизских монастырей ожесточило их против господствующей церкви, поэтому примирение сторон сделалось почти невозможным.
Неудачные попытки легализоваться через единоверие побудили прииргизских старообрядцев искать иные пути. Часть из них увидела выход в белокриницкой иерархии. Из Николаевска, как и из других городов, были отправлены в Белую Криницу уставщики и начетчики для получения священства. По их возвращению на Иргизе образовались новые старообрядческие общины, принадлежащие к белокриницкому согласию. В них перешло около половины беглопоповцев.
В этом плане показательна история с. Камелик. Лишившись в 1845 г. старообрядческого попа, камельчане отказались принять белокриницкое священство и решили жить по примеру беспоповцев. Духовной жизнью села управляли бабушки-читалки: они крестили и отпевали. Частью старообрядцев руководил избранный из их среды наставник. Также весьма распространено было согласие дырников. В 1875 г. в селе появился бело-криницкий священник, привлекший к себе до 30 семей. В 1880 г. они тайно выстроили в селе моленную, которую в 1896 г. уничтожил пожар вместе с половиной села. Вместо нее в 1909 - 1911 гг. белокриничники выстроили себе храм [1, с. 133].
Белокриницкий храм существовал и в г. Николаевске. В нем с 1894 по 1901 г. служил священник Михаил Илларионович Зотов [1, с. 112].
Население Николаевского уезда по вероисповеданию было весьма разнообразным. По официальным данным на 1889 г. старообрядческие согласия насчитывали 4437 белокриничников, 18020 беглопоповцев, 9651 беспоповцев, 1094 некудышников [15, с. 20]. Всего старообрядцев, таким образом, было 33202 человека или 8,3% от общего числа населения.
Наибольшее количество старообрядцев было в следующих прииргизских волостях: в Кормежской 779 семей (56,3% к населению всей волости), Таволжанской 607 (49,2%); Давыдовской 303 (42%). Кроме того, в Красноярской волости старообрядцы составляли около 22% ко всему населению волости, в Ивановской - около 21%, в Каменской -около 17%, в Березовской - около 14%, в Порубежской - около 10% и в Сулакской -около 8% [15, с. 20-21].
Полностью старообрядческими считались сельские общины Каменки (всего в селе 2823 человека), Маянги (2539), Малого Кушума (1254), Пузанихи и пр. [15, с. 26 - 38].
Таким образом, несмотря на все предпринимаемые властями жесткие меры, старообрядчество вплоть до начала XX в. оставалось в прииргизском крае весомой действенной силой. К нему принадлежало около половины населения. Оно выдержало мощные удары, которые не только не сломили его, но и, наоборот, придали новые духовные силы. Вместе с тем многие потери оказались для него невосполнимыми. Так, Третий всероссийский съезд беглопоповцев (12 - 15 мая 1910 г. в Нижнем Новгороде) принял решение просить правительство о возвращении им монастырей на Иргизе, однако все осталось без изменений. Далее начинается новый этап истории иргизского старообрядчества, который принес много потрясений и перемен.
ЛИТЕРАТУРА
1. Вургафт С. Г., Ушаков И. А. Старообрядчество. Лица, предметы, события и символы. Опыт энциклопедического словаря. М., 1996. 318 с.
2. Дионисиев Д. Движения в расколе // Отечественные записки. 1874, № 11. С. 69 -
119.
3. Лебедев А. Материалы для истории раскола в Поволжьи. Краткий очерк истории
Иргизских раскольничьих монастырей. Саратов, 1910. 37 с.
4. Леопольдов А. Исторический очерк Саратовского края. М., 1848. 196 с.
5. Леопольдов. А. Статистическое описание Саратовской губернии. СПб., 1839.
6. Мельников П. И. (Печерский) Очерки поповщины // Мельников П. И. (Андрей
Печерский). Собр. соч. в восьми томах. Т. 7. М., 1976. С. 191 - 555.
7. Минх А. Н. Историко-географический словарь Саратовской губернии. Т. 1, вып.
З.Саратов, 1901.
8. Мордовцев Д. Л. Борьба с расколом в Поволжье // Мордовцев Д. Л. Исторические
Пропилеи. Т. 1. СПб., 1889. С. 497 - 540.
9. Мордовцев Д. Л. Движения в расколе в 30 - 40-х годах // Мордовцев Д. Л. Исторические Пропилеи. Т. 1. СПб., 1889. С. 334 - 394.
10. Мордовцев Д. Л. Последние годы иргизских раскольничьих общин // Мордовцев
Д. Л. Исторические Пропилеи. Т. 1. СПб., 1889. С. 211 - 333.
11. Новиков А. П., Барзилов С. И. Святители Земли русской: Биографические очерки саратовских архиереев (1779 - 1832). Саратов, 2000. 376 с.
12. Покровский Н. Н., Зольникова Н. Д. Староверы-часовенные на востоке России в
XVIII - XX вв.: Проблемы творчества и общественного сознания. М., 2002. 471 с.
13. Пушкин А. С. История Пугачева. М., 1983. 136 с.
14. Рыков Ю. Д. Новонайденная Повесть о разорении иргизского Средне-Никольского монастыря в 1837 г. // Старообрядчество в России (XVII - XX вв.). М.,
1999. С. 301-313.
15. Сборник статистических сведений по Самарской губернии. Т. 6 (Николаевский
уезд). Самара, 1889.
16. Соколов Н. С. Раскол в Саратовском крае. Опыт исследования по неизданным
материалам. Саратов, 1888. 480 с.
Статья напечатана:
Полозов С. П. Из истории прииргизского старообрядчества XVIII - XIX вв. // Вопросы музыкознания и музыкального образования. Новокузнецк, 2004. С. 19 - 38
читать дальшеГлавным оплотом саратовского старообрядчества долгое время служили Иргизские монастыри, влияние и значение которых распространялось далеко за пределы региона. Поэтому именно на них, в первую очередь, было обращено внимание властей. Сохранилось множество документов и свидетельств, позволяющих составить более или менее объективную картину истории монастырей, однако окружающие их селения оставались в тени. Последние вели скрытный образ жизни и по характеру действий не вызывали особого беспокойства у властей. Поэтому здесь имеются лишь отдельные, разрозненные, отрывочные сведения. Проводя исследования по гранту РГНФ (01-04-5003а/В), мы попытались обобщить, суммировать сведения по истории прииргизского старообрядчества.
Иргиз - это местность в степном левобережье Волги, расположенная вдоль реки Большой Иргиз (от устья до верховьев) в пределах Саратовской области. Первоначально эти места были глухие и дикие, сплошь покрытые лесами и постоянно посещаемые кочевыми племенами. Одними из первых здесь поселились старообрядцы. В это время в России их повсюду притесняли, преследовали, поэтому пустынный прииргизский край стал для них весьма привлекательным прибежищем. Но это были лишь отдельные поселенцы. Начало систематической колонизации прииргизского края положили правительственные указы 1716, 1718 и 1727 гг. В одном из них упоминается, что здесь уже поселились более 1000 староверов. Среди поселенцев было большое число скитников, отшельников, которых скрывали землянки, вырытые в лесах и крутых берегах Большого Иргиза. Об их существовании в верховьях Иргиза часто упоминается в донесениях 1724 - 1727 гг., и правительство не раз организовывало походы для их поиска. В один из таких походов было поймано 243 беглецов [15, с. 8 - 9].
Решительный шаг в массовом заселении прииргизского края сделала императрица Екатерина П. Манифестом от 4 декабря 1762 г. она призывала всех старообрядцев, бежавших из России в Польшу от преследования правительства за религиозные убеждения во время гонений XVII и первой половины XVIII вв., вернуться на родину и поселиться на вольных русских землях. Указ от 14 декабря 1762 г. развивал положения манифеста о беспрепятственном возвращении старообрядцев из-за границы. Им прощались все прегрешения за бегство из отечества, разрешалось строить церкви, свободно отправлять богослужение по старому обряду, учреждать общины и пр. Прежние крутые петровские меры преследования за веру отменялись, а гражданские права староверов расширялись. Для поселения им отводились обширные плодородные земли.
Этот манифест произвел невероятно сильное впечатление на старообрядцев. На призыв Екатерины II откликнулись прежде всего старообрядцы с Ветки. Из всех предложенных в манифесте мест, отведенных для расселения возвращавшихся из-за границы, они преимущественно выбирали превосходные земли по берегам Большого Иргиза. Это связано с тем, что гонимое старообрядчество давно облюбовало это место, слава о котором уже в то время получила широкое распространение. Теперь же начинается период открытого заселения Иргиза старообрядцами.
Заселение шло довольно стремительно. В короткие сроки старообрядцы основали многочисленные мирские и иноческие поселения. Из множества существовавших на Иргизе скитов в людской памяти сохранилось лишь пять, получивших историческое
значение. Первым из них появился Авраамиев скит, основанный иноком Авраамием, который вернулся из Польши с 12 товарищами. Они поселились в землянках, вырытых в лесной глуши в Медвежьем гае на левом берегу Б. Иргиза около Монастырского озера (близ с. Криволучья). Несколько выше по Б. Иргизу (напротив с. Каменки) чуть позже обосновался скит иеромонаха Пахомия, который привел с собой из Польши 17 инков. Они разбили свои кельи на берегу реки около озера Старичье в непосредственной близости от непроходимого леса. Недалеко от них поселился инок Филарет, основаший собственный скит. Еще выше по Б. Иргизу (против слободы Мечетной) на Старицком юру на острове лесного озера Калач возник Исаакиев скит, основанный священноиноком Исаакием. Из-за границы с ним пришли 11 иноков и 14 бельцов. Скит со всех сторон был окружен дремучим лесом.
Многие исследователи возникновение указанных мужских скитов относят к 1762 г. [1, с. 125; 3, с. 6; 10, с. 223; 16, с. 36]. Однако если учесть, что их обитатели главным образом пришли на Иргиз из Польши по манифесту Екатерины II, то для их построения отводится невероятно малое время. Дело в том, что путь переселенцев был долгим и нелегким. Пройдя пол-России сухопутным путем или по Волге, они останавливались на некоторое время в Вольске, служившим своеобразным пересыльным пунктом, и, дождавшись распоряжения о предоставлении им места для жительства, наконец-то перебирались на Иргиз. Поэтому либо вновь прибывшая иноческая братия вливалась в уже существующие скитские общества, устанавливая в них свой порядок и занимая главные посты управления, либо возникновение скитов имеет несколько более позднюю дату.
За 2 года после выхода манифеста из Польши на Иргиз прибыло более 1000 старообрядцев. Несколько позже здесь появилось много переселенцев из разных мест России: большинство из Саратовской губернии, но немало и из-под Москвы, Нижнего Новгорода, Петербурга, Перми, Казани, с Дона, Урала, из Сибири и Молдавии, Воронежской и Симбирской губерний. Так на берегах Иргиза появились старообрядческие селения Мечетная слобода (теперь г. Пугачёв), Журавлиха, Камелик, Каменка, Криво-лучье, Порубежка, Пузаниха (Преображенка) и др.
Закрепившись на новом месте, скитники стали возводить в своих обителях часовни. В 1764 г. в Исаакиевом ските построена Покровская часовня, в Пахомиевом срублена из дубовых бревен часовня во имя Николая Чудотворца, аналогичная часовня появилась в Авраамиевом ските. Жизнь скитов, несмотря на их малочисленный состав (по переписи 1762 - 1765 гг. в Авраамиевом ските было 17, в Пахомиевом и Филаретовом -29, в Исаакиевском - 37 человек [16, с. 40]), постепенно стала приобретать все больший авторитет у старообрядцев. О них стало известно даже в правительстве в Санкт-Петербурге.
Тихая жизнь скитников продолжалась 10 лет, пока не появился здесь Е. Пугачёв. Его личность была уже хорошо известна властям, и он искал возможность укрыться от них. Он прибыл на Иргиз в 1772 г. по фальшивым документам как выходец из Польши, желающий поселиться среди местных старообрядцев [13, с. 23]. Здесь он нашел духовную поддержку своим свободолюбивым идеям. В последнее время он жил в Филаретовом ските, где искал и получил советы и одобрение своих планов. Когда же он решил привести свои замыслы в действие, Филарет благословил его идти на царство [4, с. 112].
Пребывание Е. Пугачёва на Иргизе не осталось без последствий для жизни старообрядческих скитов. Если до сих пор они развивались беспрепятственно, то теперь, когда Е. Пугачёв, уйдя с Иргиза, организовал бунт, власти стали обращать на них более пристальное внимание, считая их главным духовным и нравственным двигателем смуты. В 1773 г. в них были проведены розыскные мероприятия и найдены укрывавшиеся здесь 44 беглеца [16, с. 48].
Вместе с тем прииргизское старообрядчество продолжало развиваться. Так, к концу 1774 г. недалеко от Исаакиева скита появился новый небольшой женский скит. Он был основан инокиней Маргаритой, которую его обитательницы выбрали первой настоятельницей, и получил название Маргаритин скит.
Хотя в четырех вышеуказанных скитах в это время жило не более 100 человек, Иргиз приобретал все более широкую известность и привлекал к себе новых отшельников. Количество иночествующих постоянно увеличивалось, в их числе в 1776 г. сюда прибыл инок Сергий (Юршев), также вышедший из Польши. Он поселился в Исаакиевом ските.
Сергий принес с Ветки полотняную церковь и антиминс, что придало Иргизу еще большее значение, так как здесь до сих пор не было освященной церкви. Эта весть быстро разнеслась по России, и вскоре огромное количество паломников из Москвы, Санкт-Петербурга, Сибири, Поволжья и других мест направилось в Исаакиев скит. Летом, во время судоходства, сюда одновременно приходило по 5 - 6 тысяч богомольцев.
3 мая 1780 г. Сергий был избран настоятелем Исаакиева скита и сразу активно взялся за работу. В этом же году, во-первых, он принял участие в соборе на Рогожском кладбище, после чего его роль и значение в старообрядческом мире сильно возросли, во-вторых, ему удалось получить у властей формальное разрешение отправлять в своем ските богослужение по старым обрядам, наконец, к Покровской часовне был пристроен алтарь и новая церковь освящена во имя Введения Пресвятой Богородицы. 5 августа 1782 г. и 5 марта 1783 г. Сергий созывал собор при Введенской церкви с целью перенести привилегии Стародубья на Иргиз.
Вскоре тесная Введенская церковь перестала вмещать всех богомольцев, посещающих Исаакиев скит. Поэтому Сергий построил второй, новый, более обширный и красивый храм. Он был освящен 19 декабря 1783 г. во имя Успения Пресвятой Богородицы, и с этого времени скит получил название Верхне-Успенского монастыря.
В тот же день состоялся собор, где было принято решение наделить Иргиз исключительным правом исправлять священников, приходящих от господствующей церкви. Это право старообрядцы признали единодушно и повсеместно, и Иргиз приобрел ведущее значение во всем старообрядческом мире, ибо все старообрядческие общества неминуемо должны были обращаться сюда для получения священников. Поскольку в это время богослужение со всем благолепием отправлялось на Иргизе только в Верхне-Успенском монастыре (у Сергия было 4 священника, 1 иеромонах, 1 иеродиакон и 1 диакон, у настоятеля Авраамиева скита Адриана - 3 священника и ни одного диакона, у настоятеля Пахомиева скита Антония ни тех, ни других), данный собор по существу определил Сергия главой не только Иргиза, но и всего старообрядчества поповского толка.
В 1792 г. на Иргизе прошел собор, который, развивая соборные постановления 1783 г., подтвердил монополию Иргиза на право приема священников, приходящих из господствующей церкви, и формально закрепил пост руководителя всех старообрядцев поповского толка за Сергием, а также утвердил форму исправы попов и мирян. 28 января 1793 г. Сергия переизбрали настоятелем Верхне-Успенского монастыря, но на выборах 1795 г., прошедших в Вольске с участием Вольских и хвалынских купцов, он был заменен на этом посту Исаакием.
Развивались и другие скиты. В 1786 г. настоятель Авраамиева скита Адриан вместо прежней часовни начал строить новый деревянный храм во имя Воскресения Христова, и скит получил название Нижне-Воскресенского монастыря. К 1787 - 1788 гг. число иночествующих в нем достигло 200 человек [16, с. 86]. Здесь же поселился инок Прохор, который с 10 старцами прибыл на Иргиз около 1788 г. Почти сразу он фактически стал исполнять обязанности настоятеля монастыря, хотя официально был избран на эту должность только в 1791 г.
Прохор стремился, чтобы Нижне-Воскресенский монастырь ничем не уступал Верхне-Успенскому. В 1789 г. он освятил Воскресенскую церковь. Следом он принялся за строительство нового храма во имя Рождества Пресвятой Богородицы, освящение которого состоялось только в 1795 г. При храме сооружена колокольня с 12 колоколами. Затем началось строительство новых келий, число которых достигло 46. Кроме того, стараниями Прохора в монастыре появились библиотека, где хранилось около 500 книг, и больница, на противоположном берегу Б. Иргиза - особый хутор, а сам монастырь обнесен высокой деревянной оградой с одними каменными воротами.
Одновременно с Нижне-Воскресенским монастырем обустраивался и Пахомиев скит. В 1788 г. настоятель Антоний, приняв под свое покровительство иноков Филаре-това скита, взамен старой часовни заложил церковь во имя Николая Чудотворца. Через 2 года объединенными усилиями она (вместе с колокольней) была построена и освящена, а слившиеся скиты получили название Средне-Никольского монастыря. В нем было 40 келий. Его окружала деревянная ограда.
По реестру 1797 г. в трех мужских монастырях числилось 108 монахов [10, с. 294], но всех обитателей в них было гораздо больше.
За 8 лет своего существования значительно преобразился и Маргаритин скит. В 1782 г. в нем была построена и освящена деревянная часовня во имя Покрова Пресвятой Богородицы, и он стал называться Верхне-Покровским монастырем.
1783 г. образовался еще один женский скит, названный Анфисиным скитом. Его основательница инокиня Анфиса вместе с сестрами также прибыла на Иргиз из Польши, они поселились на окраине Мечетной слободы отдельными кельями. Позже, в 1786 г., скит был перенесен на Горшенину Луку - небольшое урочище на берегу Б. Иргиза в 1,5 км от Мечетной слободы. К 1796 г. в нем построена часовня во имя Успения Пресвятой Богородицы, и он получил название Средне-Успенского монастыря.
Итак, к концу XVIII в. большая часть жителей прииргизского края придерживалось староверия. Им принадлежало большинство селений, среди них Красный Яр, Наумовка, Кормежка, Криволучье, Каменка, Давыдовка, Мечетная, Пузаниха, Таволожка, Пору-бежка, Журавлиха. Численный перевес старообрядцев поповского толка как над беспоповцами, так и над новообрядцами объясняется мощным влиянием Иргизских монастырей. Открытие в монастырях часовен, а потом и церквей укрепляло их веру. Несмотря на близость монастырских храмов, сельские общины стали обзаводиться собственными часовнями (в Мечетной, Каменке и Криволучьи) и моленными.
Иргизские монастыри сделались центром старообрядчества. Только здесь могли принимать священников, приходящих от господствующей церкви, только на Иргизе дозволено было их иметь и только отсюда они совершенно свободно и открыто рассылались по разным старообрядческим общинам, где была в них нужда и где они жили временно или даже постоянно. Считаясь иргизскими, они всюду освобождались от преследований. Они не только беспрепятственно разъезжали по Саратовской губернии и всей центральной России, но и не раз посещали Алтай, Урал и Сибирь [12, с. 23, 196]. Такая свобода иметь старообрядческих священников придавала Иргизу огромное значение в среде старообрядцев.
Иргизские монастыри стали стимулом быстрого роста всего саратовского старообрядчества. Официально дозволенное властями открытое богослужение по старому обряду привлекало сюда тысячи богомольцев, часть из которых оставалась жить на Иргизе. Благоприятствовало росту иргизского старообрядчества и малое количество новооб-рядческих храмов и священников. Последние не только не могли препятствовать этому, но и, более того, за определенную плату разрешали своим прихожанам отправлять требы у старообрядческих попов и принимать пострижение в Иргизских монастырях, как
это произошло в 1792 г. в с. Перекопной Луке [16, с. 99].
1797 г. стал поворотным для жизни Иргиза: с этого времени начинается новый 30-летний период блеска и славы Иргиза. Его расцвету способствовали три обстоятельства. Во-первых, Сергий, направивший свои усилия на пропаганду единоверия, был отвергнут иргизскими старообрядцами, и его место главы Иргизских монастырей и верховного руководителя старообрядцев-поповцев занял Прохор. Если Сергий, называвший себя иргизским строителем, положил начало расцвета Иргиза, то Прохор поднял его на самую высокую ступень величия. Во-вторых, стремительно росло материальное благосостояние Иргизских монастырей. Огромные деньги поступали сюда не только от хозяйственной деятельности, но и от многочисленных подношений купцов и паломников, а также за счет поставки старообрядческих попов практически по всей России. Наконец, Иргизским монастырям покровительствовал император Павел I. Он вступил на престол 16 января 1797 г. и продолжил мягкую политику Екатерины II по отношению к старообрядцам.
Благодаря С. Руничу, Прохор и старец из Верхне-Успенского монастыря Иосиф посетили Санкт-Петербург, неоднократно встречались с Павлом I и говорили с ним о своих нуждах. Результатом этих аудиенций явился указ от 31 августа 1797 г., освобождающий иргизских иноков от рекрутской повинности и разрешающий построение на Иргизе новых церквей и келий. Этот указ был чрезвычайно важным для Иргиза, так как определил законность статуса Иргизских монастырей.
7 октября 1798 г. в Верхне-Успенском монастыре пожар уничтожил все постройки:
сгорели обе церкви и 47 келий. На возрождение монастыря государь пожаловал из сво
ей казны 12000 рублей. Уже через месяц маленькая деревянная Введенская церковь
была восстановлена, а освящена 10 января 1799 г. Вместо сгоревших келий построено
около 60 новых. Кроме того, заложен еще один храм, каменный, во имя Преображения
Господня, но построен он был только в 1803 г. Его освящение состоялось 9 июня 1804
г., и Верхне-Успенский монастырь был переименован в Верхне-Спасопреображенский.
8 1816 г. произошел еще один пожар, в котором Средне-Успенский монастырь со
всеми часовнями и кельями выгорел полностью, дотла. И в этом случае власти оказали
помощь: саратовский губернатор Алексей Давидович Панчулидзев выделил деньги на
восстановление обители. После пожара инокини выбрали для поселения новое место,
на земле Средне-Никольского монастыря (в 2 км от него), и уже через год построили
здесь монастырь с Успенской часовней.
Вместе с тем Иргиз продолжал развиваться. Приведем несколько наиболее важных событий. В Средне-Никольском монастыре стараниями настоятеля Матвея Калмыка в 1798 г. строится вторая церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы. В апреле 1805 г. по инициативе настоятеля Верхне-Спасопреображенского монастыря Гавриила собрался в его обители собор, который подтвердил монополию Иргиза принимать священников, приходящих от господствующей церкви, а также утвердил новую форму ис-правы попов и мирян. В 1820 г. в Нижне-Воскресенском монастыре состоялись перевыборы настоятеля, и по требованию Вольского старообрядческого общества Прохор был смещен с этой должности, а на его место назначен Тарасий. Однако в сентябре 1825 г. Прохор вновь занял это место.
Во всех пяти монастырях по седьмой ревизии 1815 г. насчитывалось 203 мужчины и 152 женщины, по монастырским спискам числилось 1100 человек, но фактически их обитателей было гораздо больше [10, с. 224] . В это же время и в Мечетной, и в Криво лучье проживало до 1500 старообрядцев-поповцев [16, с. 235].
30-летний период (1797 - 1826 гг.) стал временем полнейшего расцвета Иргиза. Это была самая лучшая и благоприятная пора для прииргизского старообрядчества. Иргиз продолжал расти и греметь по всей России: здесь строились церкви, часовни и моленные; отсюда в разные края рассылались попы, уставщики и начетчики; сюда прибывали тысячи паломников с Дона, Урала, Волги, среди которых, кстати, женщин было более 80%. Сильным средством привлечения в старообрядчество являлось обучение детей. В монастырских школах всегда было много учеников, воспитание велось в духе старове-рия.
В этот период власти неоднократно предпринимали попытки наступления на Иргиз, который набирал опасную силу и выходил из-под контроля, но они оказались малоэффективны. В 1800, 1806 и 1818 - 1822 гг. правительство остро поднимало вопрос об укрывательстве в монастырях беглых и бродяг. По монастырям периодически проходили розыскные мероприятия (так, в 1818 г. при обыске в одном только Нижне-Воскресенском монастыре обнаружено 47 беглецов [16, с. 166]), но там умели надежно прятать всех скрывающихся. Осенью 1820 г. Иргизские монастыри посетил епископ Пензенский и Саратовский Амвросий. Его попытки убедить настоятелей не принимать беглых попов не дали никакого результата [11, с. 232]. Министерство внутренних дел в 1821 г. предписало Иргизским монастырям не дозволять духовным лицам отлучаться из обителей и не принимать вновь беглых священников. К тому же в 1826 г. в них был запрещен колокольный звон. Однако они продолжали жить по-старому, не выполняя ни то, ни другое, ни третье.
В то же время местная духовная власть мало интересовалась Иргизом, а гражданская - под впечатлением благосклонности престола относилась к нему предупредительно. Так, саратовский губернатор Петр Ульянович Беляков не раз приглашал к себе в Саратов настоятелей Иргизских монастырей с целью посоветоваться с ними по разным вопросам. Те, в свою очередь, охотно вступали с ним в диалог, зная, что смогут найти у него понимание и поддержку.
Иргизские монастыри продолжали оказывать огромное влияние на жизнь старообрядцев-поповцев всей России через своих священников, которые обслуживали множество старообрядческих общин не только по Саратовской губернии, но и за ее пределами. Попов на Иргизе всегда было много: при каждом монастыре постоянно состояло от 3 до 7 священников. Но еще больше их было в разъездах или на постоянном жительстве по разным старообрядческим общинам. Всего же в начале XIX в. их насчитывалось более 200 [6, с. 353].
География пребывания иргизских священников весьма обширна. По просьбе старообрядцев Саратова Прохор посылал им священников в 1804 и 1807 гг. [16, с. 192, 194]. При Королёвской моленной в Санкт-Петербурге в 1811 г. служил священник из Нижне-Воскресенского монастыря [6, с. 476]. В 1814 г. послан с Иргиза священник в г. Кузнецк, иргизские попы до 1815 г. ездили в старообрядческую общину в Ростов-на-Дону [6, с. 354]. Старообрядцы Вольска приняли к себе с Иргиза двух священников и дьякона, которые в 1817-1818 гг. открыто отправляли богослужения [1, с. 126 - 127]. В 1818 г. из Средне-Никольского монастыря был отправлен священник в Екатеринбург [1, с.
114]. На Иргиз с просьбой прислать священника обращались в 1811 г. старообрядцы Ярославской, в 1812 и 1816 гг. - Владимирской, в 1818 г. - Пермской, Оренбургской, Тобольской и Томской губерний. [16, с. 195]. В Комаровском ските в 1813 - 1823 гг. одновременно проживало до 5 иргизских попов, в ските Новый Уларгер до 1815 г. - до 12, в Екатеринбурге - не менее 5, а у казаков на Дону, на Урале и особенно на Кавказской линии - еще больше [6, с. 353]. Просьбы прислать священника поступали на Иргиз постоянно. Поэтому в 1818 - 1819 гг. Нижне-Воскресенский монастырь устроил в Вольске монастырское подворье, выполнявшее роль первой сборной станции, откуда старообрядческие священники разъезжались во все стороны [16, с. 108, 199].
Внутренняя жизнь Иргизских монастырей служила духовным, нравственным примером для старообрядцев. Они представляли собой замкнутый, обособленный мир и, находясь на самоуправлении, в политическом и хозяйственном отношении, духовно и материально существовали совершенно независимо. Они были центром религиозной жизни всего края, куда жители прииргизских сел несколько раз в год совершали паломничество. Во главе каждого монастыря стоял настоятель, часто выбираемый не только монастырской братией, но и всем монастырским сообществом, крестьянами окрестных сел, а также с участием Вольских и хвалынских купцов. Настоятели в гражданском отношении были наделены правами и обязанностями сельских старост и представляли интересы всего населения. Жизнь в Иргизских монастырях была устроена по принципу общежития: все имущество составляло общую собственность, хотя с начала XIX в. постепенно за иноками стало признаваться право личной собственности. Между собой монастыри имели дружеские отношения и при необходимости оказывали взаимопомощь.
Итак, целое столетие старообрядчество свободно развивалось в прииргизском крае. За это время оно окрепло и стало многочисленным, образовав огромные сельские общины, десятки скитов с отшельниками и пять богатых могущественных монастырей, являвшихся административным и духовным центром старообрядчества поповского толка. Иргиз стал сосредоточением духовных сил всего русского старообрядчества. В руках старообрядцев здесь оказались богатые земли, капиталы и даже власть. Такой нравственный и материальный подъем Иргиза казался уже опасным для государства, потому в конце 1820-х гг. началась систематическая борьба против него.
1827 г. считается началом гонений на иргизское старообрядчество, явным стеснением свобод, полученных им после манифеста 1762 г. Правивший в это время император Николай I существенно усилил давление на старообрядцев, предприняв против них ряд решительных мер. Первый удар был нанесен по старообрядческому священству: 10 мая комитет министров запретил священникам переезжать из одного уезда в другой; в том же году вышло высочайшее повеление старообрядцам не принимать беглых попов.
Вопреки запрету в течение 1827 г. монастыри продолжали рассылать по стране своих священников и обращать всех желающих в старообрядчество. В связи с этим губернское правление приказало расследовать подобные случаи. Следствие, тянувшееся пять месяцев, закончилось к лету 1828 г.; виновных арестовали и отправили в Вольск для судебного разбирательства.
Во исполнение политики Николая I саратовский губернатор кн. Александр Борисович Голицын начал борьбу с Иргизом. Прежде всего он потребовал собрать сведения об Иргизских монастырях. В октябре 1827 г. настоятели составили статистическое описание всех пяти монастырей, а в 1828 г. кн. Голицын лично провел их ревизию. Оказалось, что в трех мужских монастырях числилось 40 священников [10, с. 222]: в Верхне-Спасопреображенском монастыре их было 8, в других двух монастырях - по 11, остальные священники находились в разъездах. Нижне-Воскресенский монастырь имел 2 церкви и 47 келий [5, с. 127; 10, с. 226], Средне-Никольский - 2 церкви и 61 келью [14,с. 303], Верхне-Спасопреображенский - 3 церкви [5, с. 121]. Все мужские монастыри обнесены оградою. В них проживало свыше 500 человек. Оба женских монастыря имели по одной часовне, состояли из простых крестьянских изб, не были огорожены и напоминали села. В Средне-Успенском монастыре проживало 302 человека, в Верхне-Покровском - 520 [10, с. 244; 16, с. 305]1.
В 1828 г. кн. Голицын дважды посещал Иргизские монастыри, пытаясь склонить их обитателей к принятию единоверия. При первом посещении в начале весны переговоры о принятии единоверия прошли безрезультатно. При втором посещений 14 июня кн. Голицын собрал всех 62 иноков Нижне-Воскресенского монастыря и прочитал им несуществующее секретное положение правительства об уничтожении всех Иргизских монастырей, если те не пожелают принять единоверие. Так обманом ему удалось получить от настоятеля Адриана подписку о принятии единоверия. Но остальные четыре монастыря не последовали примеру Нижне-Воскрсенского.
Известие о намерении Нижне-Воскресенского монастыря принять единоверие взволновало Иргиз. В Верхне-Спасопреображенском монастыре немедленно собрался собор, который отлучил от общения отступников от веры. 50 старообрядцев из Криво-лучья предъявили Адриану требование отказаться от своего намерения. Многие из иноков и бельцов Нижне-Воскресенского монастыря бурно протестовали, а 10 иноков и 5 бельцов, опасаясь преследований, вообще покинули обитель [10, с. 254; 16, с. 309 -310]. Под давлением старообрядческой общественности 29 июня Адриан послал кн. Голицыну письмо за подписью 29 иноков и бельцов с просьбой вернуть подписку, однако тот вопреки своему слову отказал им. В октябре Адриан, не способный и не имевший сил устоять в неравной борьбе, отказался от должности настоятеля, и на его место был избран Никанор.
Параллельно с этим кн. Голицын стал проводить аресты: взяты под стражу 15 июня в Нижне-Воскресенском монастыре инок Иосафа, 3 июля 2 инока Средне-Никольского монастыря, несколько позже 4 инока Нижне-Воскресенского монастыря, 8 июля единственный священник того же монастыря.
Докладывая в министерство о результатах поездки, кн. Голицын настаивал на необходимости уничтожения Иргизских монастырей и предлагал для реализации этого целую систему мер. Указом правительства от 2 августа 1828 г., опиравшимся на голицын-ский доклад, во внутреннюю жизнь монастырей был введен ряд запрещений: нельзя отлучаться из монастырей без разрешения губернатора, принимать в бельцы и послушники, постригать в монашество, держать лиц с просроченными паспортами и т. д.
Угроза уничтожения Иргизских монастырей побудила целые селения - Сухой Отрог, Кормежка, Криволучье, Большой Кушум - выразить намерение присоединиться к ним в знак поддержки. 554 жителя этих селений подали официальное прошение о занесении их в списки старообрядцев, куда они не записались в 1811 г., когда проходил обзор всех религиозных конфессий, из-за опасений преследования. Данные селения всегда были старообрядческими, однако только теперь они явно и решительно выразили свою религиозную принадлежность.
История уничтожения Нижне-Воскресенского монастыря широко известна [3, с. 15 - 16; 16, с. 315 - 326]. Все началось с того, что в январе 1829 г. бельцов (их было 19 человек) стали по одному вылавливать из монастыря и забирать в рекруты. Уступив насилию со стороны кн. Голицына, Никанор согласился на принятие единоверия и сумел склонить к этому часть иноков (всего 9 человек), хотя и осознавал, что идет вопреки своим убеждениям. Активных противников обращения, не согласившихся принять единоверие, во главе с Прохором (до 60 человек) губернатор велел удалить из монастыря. Они были либо отданы в солдаты, либо сосланы в Сибирь. В обмен за принятие единоверия Никанор просил у кн. Голицына отпустить 8 человек, жителей обители, содержавшихся в этот момент под стражей. Однако тот просьбу проигнорировал.
Известие о согласии Никанора принять единоверие привело крестьян соседних селений Мечетной и Криволучья к волнению. В марте в Криволучьи собирались тайные сходки, на которых произносились пламенные речи с целью возмутить старообрядцев и подтолкнуть их к активному противодействию намерениям Никанора.
27 июля император Николай I утвердил доклад Синода об обращение Нижне-Воскресенского монастыря в единоверие. В октябре тихо прошло освящение обеих церквей. Старообрядцы молча подчинились факту, беспорядков при этом не было. Монастырь быстро опустел, так как мало нашлось желающих поступить в него.
В 1829 г. постигло несчастье и Верхне-Спасопреображенский монастырь. 10 мая в нем произошел пожар: полностью выгорели деревянная церковь, колокольня, больше половины келий (26 строений), частично пострадали каменная церковь и монастырская ограда. Старообрядцы обратились к новому саратовскому губернатору Виктору Яковлевичу Рославцу с просьбой о разрешении произвести в монастыре восстановительные работы, и 10 июня 1830 г. комитет министров удовлетворил ее. За короткий срок монастырь по существу отстроился заново и приобрел вид величественнее прежнего: сооружена большая каменная церковь, появились новые кельи, хотя число их несколько уменьшилось. Восстановление монастыря завершилось в 1834 г. обнесением его новой оградой и постройкой высокой башни-колокольни. Кстати, в это же время забором обносится и Средне-Успенский монастырь.
Старообрядцы сразу же воспользовались снисходительным отношением к себе со стороны нового губернатора. В 1830 г. в нескольких селах открылись новые моленные, а в часовне с. Криволучье начали отправлять богослужения открыто, с колокольным звоном. Комитет министров запретил колокольный звон, но преследовать старообрядцев не стал.
В этом же году умер настоятель Верхне-Спасопреображенского монастыря Гавриил и на его место выбран Силуян, который поселился в монастыре в 1816 г. ис 1828 г. фактически управлял им. Сюда после обращения Нижне-Воскресенского монастыря переместился центр Иргиза, главой которого и стал Силуян.
После голицынских гонений Иргиз быстро воспрял духом и ожил. Если при кн. Голицыне иноки и бельцы десятками покидали обители, то теперь поток паломников и переселенцев на Иргиз стал больше прежнего. К 1832 г. монастыри, особенно женские, мало-помалу начинают вновь наполняться.
Как протест на действия властей старообрядцы стали искать формы публичного выражения своих религиозных чувств. Во-первых, в старообрядческих селениях появилось нетерпимое отношение к попам-новообрядцам. Так, в Мечетной, Кормежке, Пузановке, Криволучье, Большом и Малом Кушумах были случаи угроз расправы над священниками господствующей церкви со стороны старообрядцев. В других селениях, например, в с. Порубежке, шла открытая пропаганда староверия простыми крестьянами. Старообрядцы больше не нуждались в беглых попах, а сами вели богослужение, отправляли требы, крестили, хоронили, исповедовали. Во-вторых, продолжился переход старообрядцев из тайных в явные. В 1833 г. старообрядцы с. Каменки официально оформили свою конфессиональную принадлежность. Многие последовали их примеру и сотнями записывались в старообрядцы. По официальным данным к концу 1833 г. на
Иргизе насчитывалось до 30000 старообрядцев1, в Средне-Никольском монастыре обитало 39 человек, Верхне-Спасопреображенском - 99, Средне-Успенском - 253 и Верх-не-Покровском - 292 (но эти цифры, скорее всего, занижены) [16, с. 347, 352].
Итак, в связи с угрозой потери монастырей старообрядцы стали действовать вызывающе смело и открыто, что побудило властей к новым шагам. В 1833 г. секретный комитет по делам о расколе постановил через министра внутренних дел выяснить о возможности обращения в единоверие Средне-Никольского монастыря. По указу Синода и высочайшей резолюции в 1834 г. Саратовская консистория создала миссию для обращения старообрядцев, которой было предписано действовать в том числе в Иргизских монастырях и окружающих бывший Нижне-Воскресенский монастырь селениях, особенно в Криволучье. В конце марта члены миссии посетили старообрядцев Мечет-ной, Каменки, Давыдовки и Пузановки. Несмотря на запрещение, в 1834 - 1835 гг. Ир-гизские монастыри продолжали безнаказанно принимать исправу беглых попов, рассылать священников, а также постригать в монахи. Поэтому 20 декабря 1835 г. секретный комитет в очередной раз постановил, а 17 января 1836 г. государь утвердил запретить настоятелям Иргизских монастырей принимать беглых священников.
В начале 1836 г. вновь назначенный саратовский губернатор Алексей Петрович Степанов посетил оба Средних монастыря и предложил их жителям принять единоверие, но те отказались. Тогда он с целью уменьшения численности иночествующих приказал выслать из монастырей людей с просроченными паспортами, а после отказа подчиниться в июне удалил их силой. В конце года по его предложению Секретный комитет составил постановление об обращении Средне-Никольского монастыря в единоверие, где не принявших единоверие предполагалось перевести в Верхне-Спасопреображенский, а женщин из Средне-Успенского в Верхне-Покровский монастырь. Николай I утвердил это постановление, и местные власти принялись его выполнять. О том, как это происходило, имеются многочисленные свидетельства [2, с. 75 -83; 3, с. 26 - 30; 9, с. 340 - 351; 14, с. 304 - 312; 16, с. 375 - 397].
8 февраля 1837 г. единоверческий архимандрит Зосима со спутниками прибыл в Средне-Никольский монастырь, зачитал настоятелю Корнилию и братии постановление и предложил принять единоверие. Пока шли переговоры, в монастыре собралось более 300 старообрядцев из г. Николаевска и близлежащих селений Каменки, Толстовки, Давыдовки и Пузановки. Защитники монастыря решительно отказались повиноваться, и исполнители повеления удалились ни с чем. На следующий день в монастыре собралось до 500 старообрядцев из окрестных сел. Народ вновь оказал сопротивление. Также встретил архимандрита и Средне-Успенский монастырь. Две недели он тщетно старался убедить старообрядцев покориться.
21 февраля в монастырь, в котором держали оборону 42 инока и 500 крестьян, прибыл сам губернатор. Он приказал выдворить защитников из монастыря. Солдаты стали бить народ, раздался набатный звон, и тысячи людей из города и всех соседних сел стали прибывать для защиты монастыря. Видя опасность, губернатор покинул обитель.
12 марта губернатор предпринял последнюю попытку решить все миром, но 1049 старообрядцев, оборонявших монастырь, наотрез отказались от добровольной покорности. Тогда он стал действовать силой и, собрав войска, 13 марта двинулся на монастырь. На этот раз защищать монастырь из окрестных сел собрались более 3000 старообрядцев. Через пожарные трубы на них полилась холодная вода, казаки ударили в нагайки, солдаты пустили в ход приклады. Вскоре монастырь был очищен, 379 человек арестовано. Затем явился архимандрит Зосима, который окропил обе церкви святой водой.
Так произошло насильственное и кровопролитное обращение в единоверие Средне-Никольского монастыря. Вскоре был закрыт и Средне-Успенский монастырь, но на этот раз без сопротивления. Монастырскую часовню запечатали.
По приказу губернатора из Средних монастырей в Верхние переведено 8 иноков и 13 инокинь. Остальные отправлены по местам своего прежнего жительства. 2 священника, захваченные в монастыре, отосланы к их епархиальному начальству, и 13000 окрестных старообрядцев лишились возможности совершать требы [16, с. 400]. Всего же на Иргизе в это время насчитывалось до 27000 старообрядцев [10, с. 315].
Уничтожение Средних монастырей было тяжелым ударом для старообрядчества, но этот удар придал ему новые силы и заставил крепче сплотиться для самозащиты. На Иргизе остались два Верхних монастыря, которые в глазах старообрядцев приобрели еще большее величие. В 1837 г. в Верхне-Спасопреображенском монастыре стали отправлять богослужения с особой торжественностью и колокольным звоном, однако власти запретили настоятелю Силуяну употреблять колокольный звон и велели снять колокола.
25 мая 1837 г. в Верхне-Покровском монастыре пожаром уничтожено до 50 дворов, пострадало до 130 человек. Новый саратовский губернатор Бибиков разрешил восстановить только келью настоятельницы.
С 1838 г. иргизские старообрядцы стали испытывать огромные трудности из-за отсутствия священства, так как и в Верхне-Спасопреображенском монастыре священников не стало. В связи с этим настоятель Силуян с братией просили губернатора разрешить им либо обращаться за исполнением треб в Саратов или Вольск, где священники еще были, либо приглашать их к себе в монастырь. Но Бибиков ни на то, ни на другое не согласился. Такое сложное положение подтолкнуло старообрядцев к мысли о необходимости организации собственного архиерейства. По утверждению П. И. Мельникова, инициатива учреждения заграничной старообрядческой иерархии принадлежит настоятелю Силуяну и иноку Афонию (А. К. Кочуеву), поселившемуся в Верхне-Спасопреображенском монастыре в 1828 г. Иргизские старообрядцы несколько воспряли духом, когда в Николаевске не ранее октября 1838 г. поселился старообрядческий священник. Отправление треб он проводил тайно за городом, в степи или лесу в особой полотняной палатке [16, с. 408].
5 мая 1839 г. в с. Каменке запечатали старообрядческую часовню. На следующий день собравшийся около нее народ пришел в такое волнение, что готов был силою распечатать ее. По этому факту было проведено расследование [8, с. 512 - 513].
Несмотря на уничтожение трех Иргизских монастырей, благодаря подвижническим трудам бывших их обитателей, старообрядчество в прииргизском крае к концу 1830-х гг. продолжало набирать силу. В течение последних 4 лет, казалось, в него перешло все прииргизье. Поэтому власти, не поняв истинных причин его роста, в 1839 г. решили уничтожить последние Верхние монастыри. Прежде всего по предложению Бибикова правительство постановило ограничить число инокинь Верхне-Покровского монастыря только теми, которые приписаны к нему по восьмой ревизии 1833 г. В результате из 196 обитательниц монастыря оставлено в нем 67, а остальные 129 были удалены к местам прежнего жительства [16, с. 412 - 413].
В конце 1840 г. новый саратовский губернатор Фадеев посетил Иргизские монастыри подобно тому, как начинали свою деятельность многие из его предшественников. Опираясь на результаты этой поездки, 27 апреля 1841 г. государь повелел обратить в единоверие Верхне-Спасопреображенский и Верхне-Покровский монастыри.
Ранним утром 28 мая губернатор с небольшим отрядом солдат тайно и неожиданно прибыл в Верхне-Спасопреображенский монастырь, поставил караул у ворот, церкви, ризницы и колокольни, а по окончанию утрени явился в церковь и зачитал монастырской братии высочайшее повеление. Те со смирением подчинились, но принять единоверие отказались. Новообрядческие священники зашли в церковь и окропили ее святой водой. Затем губернатор отправился в Верхне-Покровский монастырь, где события развивались по тому же сценарию. К вечеру об обращении монастырей было объявлено старообрядцам г. Николаевска и соседних селений Давыдовки, Пузановки и Толстовки. Те отнеслись к известию спокойно [2, с. 85; 3, с. 33; 8, с. 522 - 530; 9, с. 353; 16, с. 419 -422]. Из 15 иноков и 27 бельцов Верхне-Спасопреображенского монастыря принять единоверие согласился только 1 инок, остальные вскоре покинули монастырь. Всех обитательниц Верхне-Покровского монастыря, которых осталось не более 100, в течение трех дней выслали в места прежнего жительства. Через несколько дней оба монастыря опустели, а женскую обитель пришлось закрыть.
Итак, последние старообрядческие монастыри на Иргизе были насильственно уничтожены, однако это не принесло желаемого результата. Иргизское старообрядчество продолжало крепнуть. Вопреки ожиданиям властей, число старообрядцев не уменьшилось, а увеличилось. Они неохотно присоединялись к единоверию, так, из 600 - 700 иночествовавших на Иргизе в него перешло не более 20 человек [16, с. 429]. Бывшие обитатели разоренных монастырей тайно разошлись по всей России и, унося с собой фанатическую преданность гонимым обрядам, стали их активными пропагандистами.
После 20 лет упорной борьбы Иргиз уступил перед господствующей церковью. Он перестал быть центром старообрядческой поповщины.
После уничтожения монастырей по Иргизу прокатилась волна принятия единоверия. Но что происходило в действительности?
В январе 1842 г. в с. Маянге около 100 человек без полученного от них согласия были записаны в единоверие. Но под видом единоверия старообрядцы стали открыто отправлять богослужение по старым обрядам в моленной на дому, игнорируя присланного им священника. Единоверие оказалось фиктивным, прикрывающим истинную деятельность старообрядцев.
В 1843 г. в с. Криволучьи, население которого составляло до 2000 человек, 1740 крестьян, доведенных до крайности отсутствием старообрядческого священника, а также подвергшихся давлению и обману со стороны удельных властей, согласились перейти в единоверие. Они приняли предоставленного им священника, подвергли его ис-праве и продолжали по-прежнему считать себя истинными старообрядцами. 16 июня 1849 г. они подали прошение разрешить им принять к себе беглого попа. Но поскольку в просьбе им отказали, на сентябрь 1850 г. в селе осталось всего около 10 единоверцев, а спустя два года - ни одного. Старообрядцы Криволучья стали управляться собственными силами: крестили бабки, причащали и отпевали наставники, браки венчали беглые попы.
По примеру криволуцких старообрядцев в 1844 г. 3781 человек Балаковского и Каменского удельных приказов также согласились перейти в единоверие. Через год обнаружилось, что почти все они остались фактически староверами.
Таким образом, единоверие 1841 - 1850 гг. на Иргизе в действительности было фиктивным. Отсутствие священства ставило старообрядцев-поповцев в затруднительное положение, но они предпочитали скорее сделаться беспоповцами, и только 1% из них реально принял единоверие. Насильственное уничтожение Иргизских монастырей ожесточило их против господствующей церкви, поэтому примирение сторон сделалось почти невозможным.
Неудачные попытки легализоваться через единоверие побудили прииргизских старообрядцев искать иные пути. Часть из них увидела выход в белокриницкой иерархии. Из Николаевска, как и из других городов, были отправлены в Белую Криницу уставщики и начетчики для получения священства. По их возвращению на Иргизе образовались новые старообрядческие общины, принадлежащие к белокриницкому согласию. В них перешло около половины беглопоповцев.
В этом плане показательна история с. Камелик. Лишившись в 1845 г. старообрядческого попа, камельчане отказались принять белокриницкое священство и решили жить по примеру беспоповцев. Духовной жизнью села управляли бабушки-читалки: они крестили и отпевали. Частью старообрядцев руководил избранный из их среды наставник. Также весьма распространено было согласие дырников. В 1875 г. в селе появился бело-криницкий священник, привлекший к себе до 30 семей. В 1880 г. они тайно выстроили в селе моленную, которую в 1896 г. уничтожил пожар вместе с половиной села. Вместо нее в 1909 - 1911 гг. белокриничники выстроили себе храм [1, с. 133].
Белокриницкий храм существовал и в г. Николаевске. В нем с 1894 по 1901 г. служил священник Михаил Илларионович Зотов [1, с. 112].
Население Николаевского уезда по вероисповеданию было весьма разнообразным. По официальным данным на 1889 г. старообрядческие согласия насчитывали 4437 белокриничников, 18020 беглопоповцев, 9651 беспоповцев, 1094 некудышников [15, с. 20]. Всего старообрядцев, таким образом, было 33202 человека или 8,3% от общего числа населения.
Наибольшее количество старообрядцев было в следующих прииргизских волостях: в Кормежской 779 семей (56,3% к населению всей волости), Таволжанской 607 (49,2%); Давыдовской 303 (42%). Кроме того, в Красноярской волости старообрядцы составляли около 22% ко всему населению волости, в Ивановской - около 21%, в Каменской -около 17%, в Березовской - около 14%, в Порубежской - около 10% и в Сулакской -около 8% [15, с. 20-21].
Полностью старообрядческими считались сельские общины Каменки (всего в селе 2823 человека), Маянги (2539), Малого Кушума (1254), Пузанихи и пр. [15, с. 26 - 38].
Таким образом, несмотря на все предпринимаемые властями жесткие меры, старообрядчество вплоть до начала XX в. оставалось в прииргизском крае весомой действенной силой. К нему принадлежало около половины населения. Оно выдержало мощные удары, которые не только не сломили его, но и, наоборот, придали новые духовные силы. Вместе с тем многие потери оказались для него невосполнимыми. Так, Третий всероссийский съезд беглопоповцев (12 - 15 мая 1910 г. в Нижнем Новгороде) принял решение просить правительство о возвращении им монастырей на Иргизе, однако все осталось без изменений. Далее начинается новый этап истории иргизского старообрядчества, который принес много потрясений и перемен.
ЛИТЕРАТУРА
1. Вургафт С. Г., Ушаков И. А. Старообрядчество. Лица, предметы, события и символы. Опыт энциклопедического словаря. М., 1996. 318 с.
2. Дионисиев Д. Движения в расколе // Отечественные записки. 1874, № 11. С. 69 -
119.
3. Лебедев А. Материалы для истории раскола в Поволжьи. Краткий очерк истории
Иргизских раскольничьих монастырей. Саратов, 1910. 37 с.
4. Леопольдов А. Исторический очерк Саратовского края. М., 1848. 196 с.
5. Леопольдов. А. Статистическое описание Саратовской губернии. СПб., 1839.
6. Мельников П. И. (Печерский) Очерки поповщины // Мельников П. И. (Андрей
Печерский). Собр. соч. в восьми томах. Т. 7. М., 1976. С. 191 - 555.
7. Минх А. Н. Историко-географический словарь Саратовской губернии. Т. 1, вып.
З.Саратов, 1901.
8. Мордовцев Д. Л. Борьба с расколом в Поволжье // Мордовцев Д. Л. Исторические
Пропилеи. Т. 1. СПб., 1889. С. 497 - 540.
9. Мордовцев Д. Л. Движения в расколе в 30 - 40-х годах // Мордовцев Д. Л. Исторические Пропилеи. Т. 1. СПб., 1889. С. 334 - 394.
10. Мордовцев Д. Л. Последние годы иргизских раскольничьих общин // Мордовцев
Д. Л. Исторические Пропилеи. Т. 1. СПб., 1889. С. 211 - 333.
11. Новиков А. П., Барзилов С. И. Святители Земли русской: Биографические очерки саратовских архиереев (1779 - 1832). Саратов, 2000. 376 с.
12. Покровский Н. Н., Зольникова Н. Д. Староверы-часовенные на востоке России в
XVIII - XX вв.: Проблемы творчества и общественного сознания. М., 2002. 471 с.
13. Пушкин А. С. История Пугачева. М., 1983. 136 с.
14. Рыков Ю. Д. Новонайденная Повесть о разорении иргизского Средне-Никольского монастыря в 1837 г. // Старообрядчество в России (XVII - XX вв.). М.,
1999. С. 301-313.
15. Сборник статистических сведений по Самарской губернии. Т. 6 (Николаевский
уезд). Самара, 1889.
16. Соколов Н. С. Раскол в Саратовском крае. Опыт исследования по неизданным
материалам. Саратов, 1888. 480 с.
Статья напечатана:
Полозов С. П. Из истории прииргизского старообрядчества XVIII - XIX вв. // Вопросы музыкознания и музыкального образования. Новокузнецк, 2004. С. 19 - 38
@темы: всякая всячина, мысли вслух, Иргиз